Математика любви - Эмма Дарвин Страница 60

Ночью разразилась гроза. Гром гремел так, что казалось, будто небеса готовы обрушиться на землю. В промежутках между раскатами за окном полыхали яростные вспышки молнии, и я от страха вжималась в кровать. Мне отчаянно хотелось, чтобы между мной и грозой было нечто более существенное, чем тоненькая простыня, холодная и влажная. На улице, создавалось впечатление, грохотала орудийная канонада, а при вспышках молнии вокруг сначала становилось светло, как днем, а потом темно, хоть глаз выколи. Но даже когда я закрывала глаза, свет проникал сквозь веки, только красный, как кровь, и мне по-прежнему было страшно.

Еще одна череда вспышек, и вдруг рядом с моей кроватью возникла маленькая фигурка с белыми волосами и темным лицом.

Похоже, он меня не видел. А потом на нас в очередной раз обрушилась темнота.

Кто-то потянул простыню на себя, и, дрожа от страха, я догадалась, что это Сесил. От него по-прежнему пахло теплой землей.

– Анна…

– Что?

– Мне это не нравится.

Я перевернулась на бок и приподняла край простыни.

– Мне тоже. Залезай сюда. Я принесу одеяло.

Он забрался в постель, а я вытащила одеяло из нижнего отделения платяного шкафа и бросила его на кровать. Оно было теплым и плотным. Потом я улеглась рядом с ним. Он свернулся клубочком и прижался ко мне спиной, я обняла его, и в эту секунду снова сверкнула молния. На этот раз пауза перед раскатом грома была короче, но дождя почему-то не было, просто раскаты жаркого сухого грома и холодные, беспощадные вспышки молний. Спустя какое-то время я почувствовала, как по щеке Сесила скользнула слеза и скатилась мне на руку.

– Не надо плакать, все в порядке, – сказала я, хотя и мне было страшно.

Я до сих пор боюсь грозы, но, по крайней мере, когда я была маленькой, мне не нужно было брести многие мили по темному дому, чтобы найти кого-нибудь из взрослых, кто мог бы обнять меня и прижать к себе. Иногда взрослых бывало двое, и я даже могла попытаться представить себе, что один из них – мой отец. А сейчас я говорила Сесилу те самые слова, что когда-то слышала от матери:

– Не бойся, гроза не причинит тебе вреда. Не плачь, я здесь, рядом. Все хорошо, я тебя не брошу. Я тебя не брошу, малыш.

Проснувшись утром, я не могла поверить, что ночью творились такие страсти. И только Сесила можно было счесть веским доказательством того, что все это мне не приснилось. Он лежал, по-прежнему свернувшись клубочком, сунув в рот большой палец, и его ресницы казались ослепительно светлыми по контрасту с загорелыми щеками.

Пошевелившись, я нечаянно разбудила его, и он пробормотал спросонья:

– Сюзанна?

– Это я, Анна, – сказала я. – Просыпайся, Сие, пора вставать.

– Был гром, – прошептал он.

Внезапно он сел на постели, проснувшись окончательно, и быстро соскользнул на пол. Простыня и одеяло упали вместе с ним, и по ногам у меня потянуло сквозняком.

– Да, но теперь он ушел, – ответила я и тоже встала.

– Анна! – послышался голос Белль. – Ради всего святого, что происходит?

Я принялась судорожно поправлять ночную рубашку. Она появилась в дверях, одетая в несвежий, застиранный халат грязно-розового цвета. На меня пахнуло перегаром.

– Сесил испугался грома. Вот он и пришел ко мне.

– Ты очень непослушный мальчик, – заявила она, подступая ближе, и я заметила, что глаза у нее в красных прожилках, а изо рта отвратительно пахнет кислым и вонючим перегаром после вчерашней выпивки. Руки у нее дрожали по-прежнему, и она покачивалась, как если бы дело было не только в спиртном.

Сесил оказался недостаточно быстрым, чтобы удрать, и стоял, прижавшись к стене и глядя на нее, как кролик на удава.

– Ты плохой мальчик. Немедленно ступай вниз и больше не смей так делать! Ты очень плохой мальчик!

– Нет, он не виноват! – возразила я. Теперь я закрывала Сесила собой, а между нами и Белль оказалась кровать. – Он просто испугался! Любой может испугаться грозы, особенно если он маленький. Он испугался и прошел через весь дом в темноте, чтобы найти меня. Я думаю, он поступил очень храбро. И он пойдет вниз только тогда, когда сам захочет. И еще я намерена искупать его! Кто-то должен сделать для него хотя бы это!

Воцарилась тишина. Потом Белль прошипела:

– Ну, ну, какая пламенная речь, моя девочка! А тебе не приходило в голову, что это мой дом и что я глава семьи? Говорю тебе, только я, и больше никто другой, решаю, что должно произойти здесь.

– Не тогда, когда это отвратительно по отношению к тому, кто намного меньше вас. Этого не произойдет никогда! – Я протянула руку к мальчугану позади себя. – И это не ваш дом. Это дом Рея. Пойдем, Сие, наберем для тебя ванну.

Он буквально приклеился ко мне, пока мы шли через комнату, и не сделал попытки отстать или вообще остаться. Я надеялась, что он не чувствует, как я дрожу.

– Не надейся, будто я не понимаю, что ты затеяла, девочка моя! – прокаркала Белль, когда мы проходили мимо, и я почувствовала, как Сесил в страхе сильнее вцепился в мою руку. Но между ним и ею была я, и находились мы от старухи в нескольких шагах. – Твоя мать рассказала Рею о том, что ты за штучка. Никакого представления о том, что хорошо, а что плохо, ты, глупая маленькая шлюха. А теперь ты пытаешься отравить его ум подозрениями по отношению к Рею и ко мне. Назло мне!

Я затащила Сесила в ванную и с грохотом захлопнула дверь. Заскочив в душевую кабинку, которой я обычно пользовалась, я заперла и ее.

– Я буду сейчас принимать ванну? – поинтересовался он, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

То, что сказала Белль, было неправдой. Но что подумает Рей?

– Может быть, но не сегодня, – ответила я. – Вероятно, нам следует подождать, пока дядя Рей скажет, что тебя можно купать в ванне.

– Но я хочу искупаться сейчас, – взмолился он. – Пожалуйста, Анна, могу я принять ванну? Сюзанна иногда купала меня, кругом были одни пузырьки. Я строил из них замки. Анна, пожалуйста!

А почему бы и нет? То, что сказала Белль, неправда. Она ошибалась. Все было совсем не так. Я знала это, и Сесил узнает, хотя, как я надеялась, никто его не будет спрашивать. И уж конечно, Рей не подумает так, если он вообще обращает на меня внимание, хотя бы немного. А Сесилу и вправду нужна ванна.

Я набрала ему самую большую, самую глубокую ванну с пузырьками, которую когда-либо видела в своей жизни. Когда я сняла с него футболку, на плече у него обнаружился свежий синяк, как если бы он упал с дерева или что-нибудь в этом роде. Потом я помогла ему залезть в ванну и дала ему мыльницу, чтобы он играл с ней, и еще две мочалки из фланелевой ткани и две палочки от леденцов, которые нашла в углу, и пластиковый контейнер из-под моей пленки. Я оставила его резвиться, пока мылась и переодевалась сама. Когда я вернулась, мыльница плыла по туннелю в пенной стене, на ней стоял мой пластиковый контейнер из-под пленки, в который он воткнул две палочки от леденцов. Сам же Сесил двигал коленями, создавая волны, не очень, впрочем, большие, чтобы не потопить импровизированный кораблик, и визжал от восторга.