Ничего личного, кроме боли - Галина Владимировна Романова Страница 6

— Лихо! — похвалил Кошкин непонятно кого. — Тогда это точно кто-то из персонала. Надо их трясти.

— Или человек, замаскировавшийся под работника кухни. Заметьте, этот человек должен был знать о вкусах Ивлиева. Знать его настолько хорошо, чтобы быть уверенным, что он закажет именно фрукты. Не сыр, не овощи, а фрукты. Убийца знал его. И вот еще что…

Рыжков даже по тормозам дал, так хотелось рассмотреть эту выскочку. Второй день, понимаешь, в отделе, а у нее уже полный расклад по картине преступления. Они с Сашкой обычно неделю над этим пыхтят, а эта… Умнее всех, что ли?

Три пары глаз уставились на нее. В салоне сделалось душно, майор попросил Рыжкова открыть окно. Тот послушно опустил сразу все четыре стекла. Потянуло ветерком.

— Так что, Бессонова? — Кошкин скрестил пальцы на животе.

— Когда мы подъехали, ко мне подошла женщина. Помните, товарищ майор, даму в черном платье?

— Это с которой ты говорила, пока я с врачом здоровался?

— Так точно.

— И что дама в черном платье?

— Сказала, что видела подозрительного человека в начале четвертого, точнее, в пятнадцать семнадцать. Видела у служебного входа в ресторан. Среднего роста, щуплый, по одежде не понятно, парень или девушка.

— Как это не понятно? — Саша Стешин поднял бровь. — По походке и жестам все равно поймешь.

— Значит, наша дама не эксперт, — пожала плечами Маша и зачем-то добавила: — Ей не дано по походке и голосу определить, как выглядит человек.

Рыжков понял, в чей огород камешек. Сжал губы, растянул их в подобие улыбки. Слегка покивал: ладно, дескать, поживем — увидим.

— Дальше! — взорвался Кошкин, от которого не укрылась эта пантомима.

— Свидетельница утверждает, что подозрительный субъект какое-то время прохаживался вдоль стены. Потом присел — будто бы завязать шнурок. Потом подхватил пакет с чем-то и вошел внутрь. Как он выходил, дама не видела.

— Так! — Кошкин развернулся к Маше, глянул недобро. — Ты что делаешь, Бессонова? У тебя был важный свидетель, а ты его, вместо того чтобы допросить по всей форме, отпускаешь. Черт знает что в отделе творится! А если она, эта твоя дама в обтяжку, видела убийцу?

— Так точно, товарищ майор, — спокойно ответила Маша. Денис Рыжков торжествовал. Надо же, даже улыбки не скрывает на радостях, что ее разносят.

— И где нам теперь искать эту даму, а, Бессонова?

— Она завтра обещала прийти в отдел, товарищ майор. Для дачи показаний.

— Обещала она, — фыркнул Кошкин, успокаиваясь. — А если не придет?

— Тогда я сама к ней поеду, товарищ майор. Я записала адрес. — И закончила персонально для Рыжкова: — Вместе с паспортными данными.

— Дама гуляла возле мусорных контейнеров с паспортом? Какая удача! — Он отвернулся, завел машину, поднял все стекла. Дальше говорил уже на ходу: — И ведь как точно время запомнила! Поразительная память. А сама-то она, Мария Ивановна, зачем там отиралась? Не она ли отравительница? Может, она мамаша какой-нибудь девушки, которую Ивлиев обидел? Вырядилась уборщицей, скажем. На них ведь никто и никогда не обращает внимания. Дождалась, когда поставят тарелки для официантки, втиснула туда дыньку. Потом, когда Ивлиев рухнул под стол, спокойно умыкнула тарелочку и смылась. Дождалась нашего приезда и тогда…

Секундной паузы оказалось достаточно, чтобы Маша успела вставить:

— Значит, с общей картиной преступления вы, Денис, согласны? Я правильно понимаю?

Он замолчал. И молчал два дня.

Нет, со всеми остальными он разговаривал. Со всеми, кроме нее.

Она уже поняла, что, убегая с прошлого места работы от всеобщей нелюбви, ничего не добилась. Ничто не изменилось, ей по-прежнему будет трудно. Трудно и одиноко.

Она обречена на нелюбовь.