Любить, чтобы ненавидеть - Нелли Осипова Страница 6

— Старик, ты ошибаешься, это просто перефраз, а не воровство. Вот в сериале «Бандитский город» — чистое воровство: взяли лейтмотив арии Надира из оперы Бизе «Искатели жемчуга» и, пользуясь музыкальной неграмотностью зрителей, пустили как основную мелодию фильма. Так что ты это зря.

Степ не стал спорить — в конце концов, каждый отвечает за свою работу, не стоит зря заводиться и портить отношения.

Еще недавно он входил в небольшую байкерскую тусовку, до сих пор поддерживал с ними дружеские отношения и приглашал на концерты, когда группа гастролировала в подмосковных городках. Байкеры приезжали туда, пугая ревом своих мотоциклов без глушителей добропорядочных граждан и настораживая милиционеров. Его друзья не прочь были завестись и подраться, но даже самые крутые парни из местных не решались задирать оставленного сторожить мотоциклы байкера.

Степ гордился своими друзьями и одновременно, повзрослев, немного стеснялся их — странное сочетание чувств…

Катя познакомилась с ним случайно, на улице. Так и говорила: «Просто уличное знакомство».

Она спешила в театр, на спектакль, в котором был занят ее отец. Аркадий Семенович, как нарочно, задержал ее. Пришлось пробежать шагов двести, чтобы выйти на оживленную улицу и попытаться остановить какую-нибудь машину. Она почти добралась до цели, оставалось обогнуть автозаправку, но тут в туфлю попал камушек, который больно впился в стопу у самого мизинца. Катя остановилась, сняла туфлю, балансируя на одной ноге, стряхнула, собралась снова надеть, но потеряла равновесие и чуть было не ступила ногой на пыльный тротуар, однако неожиданно подоспевший сзади молодой человек поддержал ее, помог и с улыбкой произнес:

— Сразу видно: бревно — не ваш вид спорта.

Она растерялась, поблагодарила и, извинившись, объяснила, что спешит.

— Давайте, я вас подброшу, — предложил незнакомец, указывая на свой мотоцикл, который он только что заправил бензином.

Рассуждать не оставалось времени, она кое-как уселась, вцепилась обеими руками в парня и, замирая от страха, доехала до театра.

Соскочив с мотоцикла, Катя торопливо порылась в сумке, чтобы заплатить своему спасителю, но тот снисходительно улыбнулся:

— Бросьте вы эти замашки, я просто хотел выручить вас, вот и все.

— Извините, я не думала обидеть вас, — смутилась она.

— Ладно, проехали, — примирительно сказал мотоциклист и добавил: — Меня зовут Степ. Если вы дадите мне ваш телефон, я как-нибудь позвоню и покажу, что такое настоящая езда на мотоцикле. Вам понравится, вот увидите. Только… — Он замялся.

— Что? — нетерпеливо спросила Катя, поглядев на свои часы.

— Ну… лучше надеть брюки, совсем по-другому себя почувствуете.

Давать свой телефон первому встречному не входило в Катины привычки, но она чувствовала себя обязанной молодому человеку, назвавшемуся таким странным именем, и быстро сказала:

— Записывайте…

— Говорите, я запомню, — перебил ее новый знакомый.

Она продиктовала номер и добавила:

— Я — Катя.

— Очень приятно, — произнес он банальную фразу, простился и уехал.

«Интересно, что ему приятно — что меня зовут Катей, а не Машей, или то, что я с ходу дала ему номер моего телефона?» — подумала она, преодолевая через ступеньку театральную лестницу.

Так началось это странное знакомство, перешедшее в еще более странные отношения, которые вот уже с год тянулись, то замирая, то буквально на миллиметр сдвигаясь с мертвой точки, чтобы вновь вернуться к исходному состоянию.

Степ позвонил на следующий день, предложил покататься по вечерним улицам, обещал не очень гнать, чтобы спокойно полюбоваться обновленной, сверкающей огнями Москвой. Он прихватил с собой шлем и ветровку для Кати, и она с удивлением отметила, что поездка доставила ей огромное удовольствие.

Вскоре он приехал еще раз, в субботу, без предупреждения, когда она не ждала его и вышла из дому по каким-то своим делам. Вернувшись домой, она застала его у подъезда. Он ждал ее. Вот тогда-то она и предупредила его, чтобы он без звонка не приезжал к ней. Тем не менее Степ не показался ей назойливым или бесцеремонным, и они отправились в первую загородную поездку.

Природа Подмосковья потрясла Катю своим волшебно-пьянящим очарованием. Она, не признававшая загородных поездок, всяких ягодно-грибных походов, жадно впитывала новые, незнакомые ей прежде впечатления.

Потом Степ стал приезжать почти регулярно, чуть ли не каждую субботу. Катя вошла во вкус и даже купила себе тот самый костюм, что привел в негодование Жанну Ивановну и Аркадия Семеновича.

Теперь уже они носились на такой скорости, что дух захватывало. Кате нравилась эта бешеная езда, экстремальное состояние. Когда страх и восторг смешиваются в умопомрачительный коктейль, возбуждая и словно приподнимая над обыденностью, и мысли о пережитом куда-то улетучиваются.

А время шло, и порой Кате казалось, что ее, как в зыбучий песок, засасывает каждая встреча со Степом.

Однажды вечером после сумасшедшей гонки под дождем по облепленной осенними листьями дороге они поднялись к ней согреться и попить чаю. Катя включила чайник и пошла в ванную переодеться, помыться. Разделась, собираясь встать под душ, но в это время дверь распахнулась, вошел Степ, возбужденный, с горящими глазами, и прижался к ней.

— Подожди, — как-то вяло и неубедительно произнесла она, — мне надо помыться…

— Потом… — задыхаясь, прошептал он, поднял ее на руки, отнес в комнату и бережно опустил на тахту…

Она не сопротивлялась. Она хотела этого. Не ждала, но — хотела! И они помчались, все более и более ускоряя свой бег, стремясь к цели, которую поставила им природа. Потом они повторили все, теперь уже неторопливо, не спеша, наслаждаясь каждым мгновением, каждым шагом по пути к уже знакомому и оттого еще более желанному финалу. Все было восхитительно.

Оставлять Степа у себя на ночь Катя не захотела. Он воспринял ее отказ спокойно, казалось, без обиды…

Мелькали одна за другой недели с обязательными субботними поездками, и все стало рутиной. Уступив Степу однажды, Катя не находила повода прервать затянувшуюся связь. Как назвать это — привычкой или просто физиологической потребностью, — она не задумывалась, знала только, что любви с ее стороны нет, а значит, возможно все остальное: компромисс, привязанность, жалость, лицемерие, холодный прагматизм и еще куча всяких определений и формулировок. Все, что угодно, только не любовь.

Порой возникала мысль, которую Катя гнала от себя: годы уходят, ей уже двадцать восемь, увлечения проходят. А мужчина, от которого у нее перехватило бы дух, как случилось когда-то при знакомстве с Костей, все не появлялся, да и где он, этот мужчина?

Из тех, кто так или иначе крутился около нее — молодые фирмачи, переводчики, журналисты, — никто не вызывал ни малейшего сердечного трепета. Фирмачи отличались удивительной малограмотностью, переводчики, при бесспорной эрудированности, — невысоким интеллектуальным уровнем, а журналисты все были нечесаными, нагловатыми и вечно раздраженными — почему, Катя, по натуре благорасположенная к людям, так и не могла понять.