Музыка звездного света - Наталья Дубина Страница 6

себе.

Новенький появился в нашем классе на десятой минуте следующего урока. Шла

алгебра.

Юра Угорелов сел на свободное место, посмотрел на Сашку и покачал головой. А

потом бросил к нам на парту записку, кивнув, что это Сашке. В записке было

написано:

«1:0»

— В мою пользу, — объяснила Сашка и стала что-то быстро писать на обратной

стороне записки.

— Ты что там пишешь? — поинтересовалась я.

Сашка удивленно посмотрела на меня:

— Свой телефон, конечно.

Сразу после уроков Сашка убежала — у нее еще была художка, и я возвращалась

домой одна. Стало непривычно тихо, как будто внезапно в доме выключили

электричество. Когда вдруг так гаснет свет, это очень забавно. Потому что

сначала минуту все молчат, потом минут пять бурчат (неизвестно у кого

спрашивают, что это за свинство, когда это кончится), а потом застывают. Не

гудят компьютеры, гаснут часы, смолкают телевизоры. И тогда наваливается

чувство, что больше _нечего_делать_. Но при всем при этом тихонько радуешься

наступившей темноте и тишине — потому что знаешь, что все равно это ненадолго.

Вот так и мне было без Сашки.

Сначала я немного погрустила, а потом снова стала размышлять.

Может, и правду про нас говорят, что нам ничего не интересно кроме

мальчиков, постеров на стенах, болтовни, что мы несерьезно относимся к урокам,

несемся вперед со сверхзвуковой скоростью и при всем этом почти ничего не знаем

о своих родителях, что нам наплевать на них…

А у родителей тоже есть своя жизнь, им что-то интересно, одни книжки они

любят, а другие нет, и работа для них — не просто место зарабатывания денег.

И вот живем мы рядом с родителями, как незнакомые люди, и только то и

делаем, что просим деньги на карманные расходы. И убегаем подальше.

А они остаются — жить своей жизнью. Без нас.

И я решила, что такой точно не буду. Прямо с этого момента перестану быть

такой. Нужно было действовать, и я заторопилась домой.

Папа, к счастью, был дома и читал книжку на кухне.

Но первым делом я заскочила к себе в комнату, включила компьютер и добавила

себе на страничку песню про звездный свет. А потом села за кухонный стол и стала

смотреть на папу. Он не реагировал и продолжал листать страницы.

— Ты плохо прячешься за книжкой, — сказала я ему.

Папа выглянул сверху:

— Правда?

— Правда, — сказала я.

Папа вздохнул и отложил книжку подальше.

— Ты боишься разговоров с подростками? — ехидно спросила я.

— Я бесстрашный, — произнес папа, глядя мне в глаза.

Я уважительно посмотрела на него, а он добавил:

— И боюсь только того, что в любой момент может раздаться звонок в дверь, и

к нам влетит твоя Сашка.

— Папа… — начала я, но папа перебил.

— Может, нам стоит сделать ей ключи от квартиры? — задумчиво сказал он.

— Ой, а можно?! — обрадовалась я.

Папа долго и печально смотрел на меня. Потом взял книжку в руки и повертел

ее. Тихо сказал:

— Пошутил.

— А… — я приуныла, но потом вспомнила, зачем я здесь. — Папа, ты кем

работаешь?

Папа закашлялся, а потом сказал:

— Тебе четырнадцать, а ты до сих пор не знаешь, кем я работаю?

— Знаю, — успокоила его я. — Но это для начала разговора. Так положено.

Скажи.

Папа поднялся и беспокойно заходил по кухне. Поставил чайник, несколько раз

заглянул в окно. Я вертелась и недоумевала — что это он? Неужели сложно ответить

на такой простой вопрос?

— Ну пап! — возмутилась я. — Я же спрашиваю!

Папа вместо ответа достал кружки, налил себе и мне чая. Залез в холодильник,

вытащил сыр, масло, ветчину, огурцы, помидоры. Отрезал пару кусков хлеба.

Выложил все это передо мной и показал рукой — давай, мол, вперед. Я посмотрела

на него, папа отвел взгляд и вновь заходил по кухне. Я не понимаю — неужели на

пустой желудок о папиной работе говорить нельзя? Могут быть какие-то

последствия? Нет, теперь я понимаю, почему все мало знают о работе своих

родителей! Они сами не рассказывают. Держат в строжайшем секрете. Вот и папа

молчал. Я пожала плечами и соорудила себе бутерброд. Он сел за стол, сцепил

пальцы и посмотрел на меня.

— Ты же знаешь, — скучно сказала папа. — Я работаю штатным фотографом в

газете.

Я закивала и продолжила, жуя бутерброд:

— И как тебе там, нравится?

— Это моя работа, — пожал плечами папа.

— И что ты там делаешь? Просто фотографируешь?

Папа кивнул:

— Мы выезжаем с журналистами, и я делаю снимки. Потом какие-то из них идут в

газету. Вот и все.

Ясно было, что не все. Он же мог бы мне рассказать, что ему нравится

фотографировать, что нет, в какой руке надо держать фотокамеру, сколько снимков

надо делать за раз…

— А камеру в какой руке надо держать? — озвучила я свои мысли.

— Что? — удивился папа, а потом ответил. — Обычно ее держат двумя руками.

Я вздохнула:

— Скучно, наверное.

— Держать камеру? — спросил папа.

— Работать фотографом, — пояснила я.

Папа только пожал плечами. Что же, теперь никто не может обвинить меня, что

я не интересуюсь родительскими делами. Но папа поднялся, заходил по кухне

взад-вперед, а потом махнул рукой:

— Пойдем.

Он привел меня к своему компьютеру, я села в кресло. Папа поискал что-то и

загрузил фотографию. На ней был мужчина, спускающийся с трапа самолета. На

следующей фотографии на заднем плане был самолет, а сам мужчина тоже чуть ли не

летел — он завис в воздухе…