После грозы - Сюзан Руа Страница 6

Утром я долго лежу в постели и смотрю в потолок. Была бы моя воля, я бы вообще не вылезала из-под одеяла и объедалась снотворным, чтобы забыть о том, что Алекса больше нет. Было бы хорошо пожить в неопределенности, в некоем подобии комы, до тех пор, пока страдания не иссякнут…

Ровно в девять звонит Жан и говорит, что мог бы зайти и обсудить, что делать дальше. Я выдумываю массу причин, только бы он не приходил: что мне нужно позаботиться об Эвансах и привести в порядок квартиру. Я не хочу его видеть, не хочу думать и принимать решения. Без Алекса будущее – понятие абстрактное, и я еще не готова сделать шаг ему навстречу.

Я брожу по квартире кругами. Всё, Алекс ушел и больше никогда не вернется… А мне-то что теперь делать? Ответа на этот вопрос я не нахожу. Обычная утренняя рутина немного отвлекает: я пью кофе, принимаю душ, одеваюсь. Но все вокруг напоминает об Алексе, и душевная боль снова выходит на первый план. Я снова пла́чу.

Так дальше продолжаться не может. Я решительно собираю все его вещи. Это занятие занимает мои мысли на протяжении целого часа. Мы почти всегда проводили время в квартире у Алекса, поэтому картонная коробка полупуста: там несколько предметов одежды, диски, книга, две фотографии в рамках и зубная щетка. Это слишком много и слишком мало. С каждым предметом связаны месяцы воспоминаний. Я не могу оставить все это у себя. Сделай я так, и эта коробка превратилась бы в бомбу замедленного действия. Лучше уж спрятать ее в надежном месте. Повинуясь минутному порыву, я выхожу из квартиры и еду на квартиру Алекса.

Бренда встречает меня с улыбкой облегчения. Она не смогла ко мне дозвониться, я тоже не звонила, и это ее встревожило. Моя вина: поговорив с Жаном, я перевела телефон в беззвучный режим, чтобы хоть какое-то время ни на что не отвлекаться. Прямо с порога я протягиваю Бренде коробку с личными вещами ее сына.

– Я подумала, что… может, вам…

Я обрываю фразу на полуслове. И зачем я только приехала? Эти вещи не представляют для нее ни малейшей ценности. Дрожащими руками я прижимаю коробку к груди и бормочу извинения, но Карл берет ее у меня и кладет на кресло. Странно, но у меня ощущение, что, отдавая вещи Алекса его матери, я рву с ним отношения. А может, так оно и есть, только я сама этого еще не осознала? Единственное, чего мне сейчас хочется, – это как можно скорее прогнать горе и боль из своей жизни.

Из опасения, что Бренда неверно истолкует мой поступок, я пытаюсь объяснить, что мне невыносимо тяжело видеть эти вещи у себя в квартире и что ей, возможно, захочется взять что-нибудь на память о сыне домой, в Англию. Карл перебивает меня, говорит, что он все понял, и тут же советует мне еще раз подумать: не буду ли я потом жалеть, что отдала все? Я не знаю. Разве так не проще будет забыть? Поставить крест на счастливых мгновениях, которые мы с Алексом пережили вместе, убедить себя в том, что это был сон и только…

Когда молчание становится обременительным, я решаю уйти.

– Что ж, мне пора…

Бренда хватает меня за руку. Она говорит, что сварила суп, и приглашает меня пообедать с ними. Не дожидаясь ответа, она увлекает меня в кухню. Я не противлюсь. Во-первых, потому что ничего не ела со вчерашнего вечера, во-вторых – потому что мне совершенно не хочется возвращаться домой, где меня ждет одиночество. Я с аппетитом съедаю две тарелки супа, и, чтобы разрядить обстановку, мы беседуем на отвлеченные темы, не связанные с Алексом.

Под конец трапезы Бренда заводит разговор о том, чем она занимает себя после смерти мужа. В основном речь идет о работе на добровольных началах. Она ведет кулинарные курсы, помогает детям делать уроки. Еще Бренда рассказывает о своем литературном кружке и еженедельных посиделках с соседями, с которыми она играет в бридж. Об игре она говорит долго и увлеченно. Карл, со своей стороны, сообщает то, что мне и так известно: когда умер отец, семейный бизнес перешел к нему, и вот уже пять лет он отдает этому все силы. Можно подумать, что Карлу не очень хочется рассказывать о сети отелей, которой он руководит. По его словам, бо́льшую часть времени он проводит на совещаниях, обсуждая финансовые показатели и маркетинг.

– А ты, Шарлотта? В какой сфере работаешь ты?

В устах Бренды вопрос звучит в высшей степени доброжелательно, и все же он мне неприятен. Мне стыдно признаться, что невеста их Алекса – простая официантка в кафе. Наверное, они уже знают об этом, потому что не выказывают удивления, когда я отвечаю. Следуют вопросы, хорошо ли я умею варить кофе и нравится ли мне моя работа. Я как-то забываю о предрассудках, которые они могут иметь на этот счет, и рассказываю о своей хозяйке, коллегах и любимых клиентах – тех, кто смешит меня анекдотами и по ком я, как выясняется, успела соскучиться.

Любопытство Бренды невинно, и все же я теряюсь, когда она спрашивает меня о моей семье. Вчера никто из моих родственников не пришел на похороны, чтобы меня поддержать, и ее недоумение по этому поводу вполне понятно. С минуту над столом висит неловкое молчание. Чтобы спасти меня из затруднения, Карл говорит матери, что мне, возможно, не хочется об этом говорить, но я перебиваю его и, не вдаваясь в подробности и надеясь, что больше эту тему мы поднимать не будем, произношу:

– Моя мама умерла, а остальные родственники… они живут на другом конце света. Я давно с ними не общалась.

На самом деле я вообще не поддерживаю с ними связь. Пять лет назад, когда мама, у которой был рак, ушла из жизни после долгих мучений, я все бросила и перебралась в Монреаль с семью сотнями долларов, которые у меня оставались.

Бренде кажется, что этого недостаточно, и она проявляет настойчивость. Спрашивает, где расположен «другой конец света» и вижусь ли я с отцом. За исключением истории о болезни матери, я привыкла рассказывать о своей жизни без эмоций, но сегодня она кажется мне совсем уж печальной. Дело в том, что я даже не знаю, кто мой отец. Мама так и не захотела мне о нем рассказать. «Он ушел задолго до твоего рождения. Поверь, без него намного лучше», – говорила она каждый раз в ответ на мои расспросы. Думаю, в наших краях он был проездом и уехал, так и не узнав, что мама забеременела.

Когда же я говорю о «другом конце света», то подразумеваю городок Санкт-Иларион в регионе Шарлевуа. Эвансы, конечно, понятия не имеют, где это, но я уточняю, что от этого городка до Монреаля пять часов езды, и они понимают, что это далеко. И с точки зрения географии, и для меня лично, потому что, покинув это место, я больше никогда туда не возвращалась.

Бренда спрашивает, почему я уехала, и я просто отвечаю, что пришла пора взять жизнь в свои руки. Я умалчиваю о том, что моя тетя терпеть меня не может и всегда считала, что моей матери нужно было сделать аборт. Это из-за меня ее сестра в двадцать четыре года стала матерью-одиночкой, без диплома и без будущего. Другими словами, загубила свою жизнь. На протяжении многих лет ей приходилось работать на двух работах, чтобы оплачивать счета, а когда дела наши пошли наконец на поправку, у нее обнаружили рак. Почти шесть лет мама боролась, но силы таяли, и в конце концов она умерла.