Белые искры снега - Анна Джейн Страница 6

Я настороженно кивнула – это вопрос меня действительно очень интересовал. Меня вообще терзала уйма вопросов, да и свойственное мне недоверие не отпускало моей руки, но от изумления я молчала и просто смотрела на Матильду, внимая каждому ее слову.

– Я, как ты заметила, уже взрослый человек с большим жизненным опытом, и во многом разбираюсь, – женщина позволила себе покровительственную полуулыбку, – скажем так, достаточно хорошо. А также живу согласно определенным принципам. Один из них – если хочешь помочь человеку, помоги делом, а не словом. На слова я скупа. Когда я узнала про тебя, я, естественно, как твоя крестная, – слова «мать» Матильда избегала, – решила помочь. Поскольку мы не виделись ни разу в жизни, было бы странно, если бы я приехала с объятиями, поцелуями и подарками. Неестественно, – при этом она даже поморщилась. – Я не знала, примешь ли ты меня или нет. Все-таки, – она взглянула мне прямо в глаза, взглянула насмешливо, но почти по-доброму, – ты очень характерная девочка. Да и воля, как я вижу, у тебя есть. И свое собственно мнение.

Так она впервые похвалила меня – в своей особенной манере, как бы между делом, и мне это понравилось. Я, не привыкшая к тому, что родственники хвалят меня, испытывая одновременно какое-то детское внутреннее смущение, смешанное с удовольствием, отхлебнула свой кофе из чашки и чуть не подавилась – таким большим был глоток.

– Поэтому я решила какое-то время помогать тебе материально, – продолжала крестная. – И лишь потом, когда ты привыкнешь и поймешь мои добрые намерения, рассказать тебе правду.

Наверное, она сделала правильно. Кто знает, что бы я учудила на первом курсе? Это сейчас я стала более взрослой и более взвешенной. А так я действительно чувствую ее поддержку. Без помощи Матильды мне пришлось бы туго, и кто знает, может быть, я изменила бы свое решение, и вернулась туда, откуда ушла. Хотя нет, я бы не вернулась – ни за что. Я мечтала стать журналистом, чтобы писать о том, что по-настоящему волнует людей, о том, что может хоть как-то им помогать. И я пообещала сама себе, что стану им. И пусть я поступила не на факультет журналистики, а на филфак, от своей цели я не откажусь.

– Вот как, – сказала я, отрывая взгляд от жемчужной нитки на ее шее и поднимая его к ее светлым глазам-хамелеонам, умело накрашенным и спокойным. – Здорово, что вы так поступили. Но…

– Но?

– Не поймите неправильно. Но как я могу точно знать, что вы говорите правду? – спросила я, выпуская мучающее меня недоверие наружу. Один голос в моей голове – звонкий, чистый счастливо кричал о том, как здорово, что у меня теперь есть настоящая крестная, а другой – похожий на шорох гравия, тихо, но настойчиво, с паузами и лукавой интонацией говорил: «Ты не должна доверять незнакомым людям. Кто она такая и что она от тебя хочет? А если это ловушка?» И я не знала, какой из голосов прав.

– Мне нравится то, что ты осмотрительна, – отозвалась Матильда, которая словно ждала этого вопроса. Она совершенно не обиделась, чего я, кстати, боялась. – Простодушие и доверчивость – первая ступень на пути к большим проблемам. – Она отпила из чашки. – Тебя успокоили бы доказательства?

Я непонимающе взглянула на нее и медленно кивнула.

– Когда ты попала в дом отца, у тебя была женская серебряная подвеска с гранатом, кажется.

Я с изумлением взглянула на женщину. Она была. Няне сказали выкинуть ее, но она оставила ее – для меня, чтобы спустя несколько лет вручить. А еще несколько лет спустя ее забрали.

– Она принадлежала твоей матери. Помнишь? Должна помнить.

– Помню, – сказала я. В душе все кричало и смеялось.

– Я принесу тебе ее фотографии. Надеюсь, они еще больше убедят тебя в том, что мои слова – не ложь, и я действительно прихожусь тебе крестной.

В щеки впились сотни крохотных иголочек волнения.

– Я никогда не видела ее фотографий, – я кинула злой взгляд в стену. – Они не показывали мне их.

Все, что я знала – имя и то, что ее не стало почти сразу после моего рождения, из-за аварии.

– Даже так? – удивилась Матильда. – Значит, увидишь впервые.

– А почему… почему вы не принесли их сегодня?

– Чтобы ты пришла ко мне во второй раз, – было мне ответом.

– И вы расскажете мне про маму? – почти потребовала я, понимая, что наглею. Но наглость появлялась из-за страха. – Они ненавидели Екатерину, ничего никогда не говорили про нее.

– Екатерину? – переспросила крестная.

– Ну, маму, – пояснила я с непонятным учащенным дыханием. Почему она переспрашивает? Что-то не так?

– А, да. Екатерина. Я так давно не слышала ее имени, – отозвалась Матильда и вздохнула. – Ее нет с нами чуть больше двадцати лет. А я привыкла называть ее просто Катька… Настя, кто бы мог подумать, что ее будут звать Екатериной. Мы жили в соседних домах, общались с подросткового возраста, – пояснила она мне. – И называли друг друга по фамилии. – Она улыбнулась какому-то воспоминанию.

– И какая у нее была фамилия? У нее остались родственники? А что она любила, чем занималась, какая она вообще? – не выдержала я, и вопросы из меня полетели, как очередь из пулемета.

– Сергеева. Екатерина Сергеева, – ответила мне крестная, чуть подумав – нужно ли мне сообщать эту информацию или нет. – К сожалению, близких родственников у нее не осталось. Иначе тебя не отдали бы отцу. Я расскажу тебе, какой она была, девочка, но в следующий раз.

– Хорошо, – даже как-то поникла я, проговаривая про себя фамилию матери. Сергеева. Простая и красивая фамилия.

– А где… она похоронена? – с некоторым трудом вымолвила я. Этого мне тоже не говорили.

– Не здесь. В нашем родном городе, – нехотя сказала Матильда. – Я иногда езжу к ней. Я возьму тебя с собой. Позже. Надеюсь, мы поладим.

Почти минуту мы молчали. Первый голос во мне победил второй, и я, решив довериться, вдруг сказала:

– Вы… Вы очень помогли мне, правда. Очень. У меня тоже есть принципы, как у вас. И один из них совпадает с тем, о котором вы сейчас говорили. Я тоже помогаю не словом, а делом. Когда у меня будет возможность, я отвечу взаимностью.

Я говорила искренне, и я чувствовала, что это будет именно так.

– Т-с-с-с, – приложила к губам указательный палец с аккуратным ногтем Матильда. Я тоже бы не отказалась от белого френча, но, увы, пока что довольствовалась простым прозрачным лаком. – Не говори так, – крестная почти предостерегала меня. – Это уже слова. Слова – это лишнее. Только дело. Дело.

Я тут же с готовностью кивнула ей. На тот момент, да и сейчас тоже, мне казалось, что она не просто крестная, но и мой учитель, который вдалбливает мне в голову простые истины.

– Какие пирожные вы любите? – спросила я, сама себе удивляясь. Хоть внутри все у меня дрожало, голос мой был спокойным.

– Тирамису, – несколько удивленно отозвалась Матильда. Я кивнула и позвала проходящего мимо официанта с таким благородным выражением лица, словно он был князем, обходящим не зал в дорогом кафе не для всех, а собственные владения.