Когда меня ты позовешь... - Татьяна Туринская Страница 6

Долго, ах, как долго его не было! Кристина разволновалась уже не на шутку. Это чувство до сих пор было ей незнакомо: страх за любимого человека. Именно не беспокойство, не переживание, а страх. Липкий, приставучий, противный, мелко-мелко сотрясающий все тело и душу дрожью и ужасом страх. Страх потери. И почему-то вспомнилось вдруг стихотворение, авторства которого Кристина не знала, потому что была совершенно равнодушна к поэзии. Да и не читала она его ни в книге, ни в журнале, где стояло бы имя автора. Просто подруга Наташка Конакова когда-то прочитала ей на память понравившиеся строки, и они, оказывается, где-то в самых глубинах подсознания засели, остались навечно. И вот теперь, когда впервые испытала страх, они всплыли в памяти, нежданно-негаданно, без особого на то желания Кристины. И почему-то именно теперь стали до боли понятны и близки чужие слова, такие, кажется, простые, нехитрые, обыкновенные:

Ночь. Чужой вокзал. И настоящая грусть.

Только теперь я узнал, как за тебя я боюсь.

Грусть — это когда пресной станет вода,

Яблоки горчат, табачный дым, как чад.

И, к затылку нож, холод клинка стальной:

Мысль, что ты умрешь, или будешь больной.

Только в стихах это было названо грустью. Настоящей грустью. А Кристина для себя назвала это страхом. Настоящим страхом. Потому что только из-за настоящего страха яблоки могут горчить, и сигаретный дым комком встанет в горле. И вода — пресная. Хоть питьевая, из крана на кухне, хоть морская, которая ежесекундно мелкими брызгами оседала сейчас на Кристининых губах, но она их не замечала, как не ощущала и вкуса горькой соли. А страшнее всего — последние две строки: "И, к затылку нож, холод клинка стальной: мысль, что ты умрешь, или будешь больной". Да, да, до чего же верно! Ведь каждое словечко верно! Ведь в эту секунду Кристина именно этого и боялась больше всего на свете: что Валерка не вернется, что пропадет в морской бескрайности, необъятности, что утонет, несмотря на всю свою спортивную подготовку. И мысль эта действительно холодным стальным клинком врезалась в затылок, в сердце, в душу. Хотелось выть в голос, кричать, метаться в холодной серой воде, почему-то в мгновение ока ставшей такой неуютной и чужеродной, даже откровенно враждебной. Валерка, милый, где ты? Вернись, пожалуйста, вернись!

Вернулся. Ах, какое несказанное счастье испытала Кристина, увидев издалека приближающуюся точку. Подплыв чуть ближе, Чернышев даже помахал ей рукой: я здесь, я живой, не волнуйся! И только тогда в уши вновь ударил пляжный гомон, и снова вода показалась мягкой и уютной, и совсем даже не неприветливо-серой, а лазурно-синей и почти прозрачной. И опять стало так приятно подпрыгивать на волнах, стараясь подпрыгнуть повыше, мячиком выскочить из воды, чтобы и самой не потерять из виду Валерку, но и он чтобы не терял ее из виду, чтобы она, как маяк, всегда была перед ним, как путеводная звезда.

Прыгала, прыгала, и не удержалась от соблазна встретить любимого красиво. Устала ждать его на том же месте, захотелось самой пойти ему навстречу. И Кристина отправилась дальше, зная наверняка, что глубина здесь небольшая, что всего лишь метров десять, не больше, отделяют ее от мелководья. А там и к Валерику ближе, и волны посильнее. И припрыгивая на каждой волне, чтобы не захлебнуться, Кристина пошла навстречу.

Совсем скоро идти стало невозможно — волны захлестывали невысокую девушку с головой. Но Кристина не испугалась, решила проплыть несколько метров, ведь половину расстояния она уже прошла, ведь до мелководья осталось, наверное, каких-нибудь пять метров. А пять метров-то она уж сумеет проплыть! Конечно, не с ее собачьим стилем соревноваться с Валеркой, но неужели она не осилит каких-нибудь пять метров?!

И Кристина поплыла. Она плыла очень долго, как ей показалось. Плыть было очень трудно, потому что никогда она еще не плавала при таких сильных волнах. Она быстро выбилась из сил, очень быстро. Но ведь пять метров уже наверняка проплыла? Дыхания не хватало, потому что Кристина не умела дышать во время плавания. Сначала набирала полные легкие воздуха, и только после этого ложилась на воду. И когда уже нестерпимо хотелось глотнуть воздуха, она решила сделать передышку, абсолютно уверенная в том, что дно уже непременно должно быть под ногами, ведь она так долго плыла. А его там не оказалось…

То ли проплыла она слишком мало, то ли волнами ее вновь и вновь отбрасывало назад, то ли просто из-за высокой волны уровень моря существенно поднялся, но дна под ногами Кристина не обнаружила. А потребность воздуха уже была столь велика, что она вдохнула машинально, не задумываясь, воздуха ли вдохнет или воды. А воздуха-то и не было, ведь она с головой оказалась под водой, под накатившей высоченной волной.

Кристина отчаянно пыталась выскочить из воды. Резко, мячиком, как раньше. Но ведь для этого нужно было хорошенько оттолкнуться от дна, а его-то и не было! Не было уже ничего: ни дна, ни неба, ни воздуха, ни пляжа, ни Валерки — вода, одна сплошная вода кругом, море, страшное, жестокое, безжалостное море, не переносящее на дух дилетантов…

Кристине казалось, что она очень долго сопротивляется морю. На самом же деле прошли какие-то мгновения, секунды. Хлебнув вместо воздуха воды, ей нужно было откашляться и глотнуть воздуха. И она глотала, глотала всем ртом, с жадностью, с ненасытностью, но вновь и вновь глотала воду вместо спасительного воздуха. И, уже попрощавшись с жизнью, угасающим своим сознанием, идя ко дну, почувствовала, как кто-то довольно невежливо схватил ее за руку и резко дернул вверх, сквозь слой воды услышала недовольное:

— Ну вот, делать мне больше нечего, как утопленниц всяких из воды вылавливать!

И ее, словно мешок с картошкой, бросили на чужой надувной матрац, бросили поперек, и она опять окунулась лицом в воду. Но теперь уже Кристина могла поднять голову и дышать, дышать! Правда, сделать это было не так-то и легко, ведь легкие были заполнены водой, сначала нужно было как следует откашляться, а тело стало таким тяжелым и непослушным, но даже откашляться толком не получалось.

И только тогда появился Валерка. Он видел, он знал, что нужен Кристине, но был еще так далеко от нее, что не успел вовремя, и едва не потерял любимую, едва не позволил ей утонуть практически на его глазах! Перепугался страшно! Даже не поблагодарив спасителя, аккуратно снял Кристину с матраца и, словно самую драгоценную ношу, понес ее из воды.

Кристина была вроде как в полном сознании, но в то же время не совсем и в полном. Любопытные и сочувствующие взгляды многочисленных отдыхающих словно бы скользили по ней, стекая без остатка и без задержки, не особо раня вмешательством в ее личную жизнь. Она все еще пребывала как бы в безвременье, в пограничном между жизнью и смертью состоянии, когда все вокруг кажется совершенно нереальным, иллюзорным, или как минимум совершенно неважным и мелким. Важным в этот момент было одно: она жива, и в данную минуту покоится в самых надежных на свете руках. В сильных до жесткости и нежных до мягкости руках Валерика Чернышева.

Уже у самого домика на базе отдыха Валерка недовольно сказал: