Без памяти - Татьяна Гутиеррес Страница 6

В день, когда Варя Сладковская погибла. Ее не стало. Не стало этого пухловатого тела с жидкими блондироваными волосами. Варя уже никогда не коснется его с досадой на саму себя. Никогда не увидит до боли знакомой родинки на шее, никогда не натянет слитный купальник, который должен стройнить фигуру и вводить в заблуждение сильный пол. Купальник, который остался в розовом чемодане на горящем рейсе. И никакой психолог не сможет починить ее поломоный мозг.

Девушка сидела на скамье в коридоре больницы. Находиться наедине с самой собой было невыносимо. Варя боялась смотреть в сторону палат, так как отражение на окошках пугало ее. Она боялась опустить взгляд на руки, которые приделаны к плечам, преходящим в шею, держащую чужую голову с ее мыслями. Она боялась идти к психологам, потому что прекрасно знала, что они скажут: посттравматический синдром, проблема идентификации…Она была одна. Наедине со своей немыслимой проблемой, решить которую ей никогда не удастся. И никто не поможет. Это конец, который по какой-то неведомой причине для нее мучительно растянулся. Нет, это не сон. Это то, что бывает после смерти. Это кошмар наяву.

В то время как ее сокурсницы гуляли по вечерам с мальчиками, Варя сидела дома и читала. Читала все подряд, глотала книги словно деликатесы, глотала книги вместе с деликатесами. И чем больше она их употребляла, тем больше хотелось. С раннего детства для нее лучше не найти было занятия, чем, густо намазав мягкий хлеб вареньем, открыть книгу и отправиться в ментальное путешествие по неизведанному. Она читала книги по психологии и научные статьи с той же увлеченностью, что и любовные романы. Читала на русском, на английском, и, конечно же, на испанском. Последние ей нравились больше всего. Они позволяли ее фантазии умчаться так высоко, что, даже закрыв книгу на последней странице, она продолжала жить ей. Мечтала и представляла себя главной героиней, отвечала ее фразами, жила ее проблемами.

Через два дня Варю выпишут из больницы, так как травмы головы не обнаружено, зато назначен курс восстановительной терапии. Счет за нее она, конечно же, может выставить авиакомпании. Врачи сочли ее ситуацию довольно странной, но не из ряда вон выходящей. Словно они каждый день слышат, что человек не в своем теле. Хотя, они единодушно решили, что это она не в своем уме. Задавали вопросы, на которые Варя не могла ответить. Она только и твердила: «Я Варвара Сладковская, выросла в Москве, выучилась там же». Но врачи посчитали, что Флоренсия увлекалась русским языком и русской литературой, поэтому после аварии ее подсознание вытеснило это увлечение на первый план. И что, похоже, в жизни Флоренс все было не так здорово, иначе ее разум не стал бы играть в такие игры. Рецепт – поехать домой, к семье, и разобраться со своей жизнью…А главное – радоваться, что ей выпал шанс это сделать.

Только вот врачи не сказали, где ее дом.

Варя резко встала со скамьи, в очередной раз удивившись насколько легко ей давались все движения. Подойдя к ресепшен, она обратилась к загорелой даме с идеально зачесанными в хвост волосами.

– Сеньора, где я могу взять свои вещи?

Если Вари Сладковской не существовало, не существовало и ее вещей. Огромный розовый чемодан не найдут, и тогда будет ясно, что она, Варя, плод ее фантазии и ей окажут помощь.

– Добрый день, мне доложили, что за всеми найденные вещами, в том числе чемоданами, необходимо обращаться в офис авиакомпании. Вы сможете их получить, если они, конечно же, уцелели, как только выпишитесь из больницы. Я попробую связаться с Иберией, чтобы сообщить об этом. Опишите свои вещи.

На секунду Варя засомневалась, стоит ли это делать, но потом решила, что лучше знать правду, чем строить нелепые предположения.

– У меня был с собой чемодан. Розовый. Средних размеров. На нем инициалы В.С. А еще сумка белая, в ней был планшет, я бы очень хотела его вернуть.

– Я сделаю все возможное, сеньорита. Могу еще чем-нибудь помочь?

– Да. Я могу позвонить родителям?

– Секунду, я должна уточнить у начальства, где вы это можете сделать. Мы пока не получили четких инструкций на этот счет.

Тут Варя впервые всерьез задумалась о родителях. Они, должно быть, с ума сходят от горя. Она представила лицо немолодой мамы, которая, держа в руках какую-нибудь из безразмерных кофт Вари безутешно плачет. У нее уже не хватает слез, и спазмы сводят горло. Отец, как всегда молчаливый, с каменным лицом наливает очередной стакан будь то водки или чая. Ему без разницы что пить. И водка сегодня, к сожалению, не поможет ему забыться, он не опьянеет, даже если выпьет целую бутылку. У них, скорее всего, включен телевизор на новостном канале, который крутит без устали один и тот же ролик. И родители смотрят его каждый раз, надеясь, что поступит опровержение или сообщат о чуде: девушка, ранее считавшаяся умершей, пришла в сознание и спрашивает про родителей.

На похороны, – о, Господи! – на похороны…наверное, придут несколько из бывших друзей. Те, кого принято называть старые знакомые. Они постоят, помолчат, испытывая огромное сожаление от бесполезности вариной жизни и жестокости ее смерти, их пару раз передернет от холода и жути, и, разойдясь по домам, вернутся к своим любимым женам, мужьям и детям. У них будет завтра. У них будет четверг. Даже у Флоренсии будет четверг. Но не у Варвары Сладковской.

– Вы можете воспользоваться телефоном в комнате ожидания – голос дамы за стойкой вернул Варины мысли обратно в больницу. Дама вытянула указательный палец в направлении зала. Ее глаза были полны сожаления, а голос – отчаяния.

Сделав несколько шагов на ватных ногах, Варя попала в довольно уютную комнату с несколько потертым диваном из искусственной кожи и небольшим кофейным столиком, на котором, собственно, и стоял аппарат.

Сколько хороших и плохих новостей слышал этот телефон за свою, судя по потертости, долгую жизнь!

Набрав знакомый до боли номер с московским индексом, она поднесла трубку к уху. Биение ее сердца перебивало телефонные гудки.

– Возьми же трубку, возьми. Это я! Я здесь, мы все еще можем поговорить.

Но телефон упрямо выдавал долгий зуммер.

Варя медленно опустила трубку и уже хотела положить ее на телефон, когда услышала уставшее и безжизненное:

– Алло…

–Папа? Папа, это я, – Варя говорила на русском, но совсем другим голосом. Голос, несмотря на звучность которого, она ненавидела. Она была готова отдать все за то, чтобы открыв рот, снова услышать свой чуть гнусавый несколько неженственный, но такой родной голос.

– Кто это? Вы ошиблись…

Варя не успела сказать и слова, как на другом конце провода положили трубку.

Еще одна попытка и опять – «вы ошиблись, пожалуйста, не звоните больше»…

«Они ни за что не поверят, только не мои родители. Да и кто поверит, кто поймет? Если я сама ничего не понимаю».

И Варя впервые за весь день позволила себе разрыдаться. Она плакала навзрыд, она кричала, била чужими загорелыми кулаками по столу. Она была одна на всем белом свете и никто – никто не мог помочь ей.