Кактус. Никогда не поздно зацвести - Сара Хейвуд Страница 6

3

В Лондоне я самостоятельно создала идеально подходящую мне жизнь: у меня есть квартира, на данный момент удовлетворяющая моим потребностям, работа, оптимальная при моей квалификации, и неограниченные возможности для культурной стимуляции. Если не считать продолжительности рабочего дня, можно сказать, что я контролирую все аспекты своего существования. До недавнего времени у меня был, при известной вольности трактовки, партнер, хотя это были отношения ради удобства, сознательная договоренность с представителем противоположного пола с бонусом в виде интимной связи, но без ненужных эмоциональных затрат. Как только я узнала, что случай/судьба/невезение – назовите как угодно – самым негативным образом сказалось на моем положении, я незамедлительно и решительно разорвала наше знакомство. Мой мир останется неприступным, хотя такое определение может показаться несколько ироничным при данных обстоятельствах.

В противоположность сказанному, едва такси отъехало от вокзала Нью-стрит, направляясь к Блэкторн-роуд, я ощутила беспокойство, всякий раз мучившее меня при возвращении в Бирмингем. Возможно, странный дискомфорт проистекает из моей почти патологической фобии пригородной жизни с ее соблазнительной изоляцией и месмеризирующей одержимостью бытом. Но не исключаю, что причина беспокойства может крыться в пробудившихся воспоминаниях – прошлое я предпочитаю забыть. У меня возникает ужасное чувство, будто тщательно приспособленная к моим интересам жизнь в Лондоне – всего лишь мечта несчастной девушки, сон, от которого я вот-вот очнусь. Но, конечно, такое опасение лишено рациональной основы. Глядя, как за окном мелькают знакомые улицы, я вспоминала прошлую Пасху, когда как раз успела к субботнему чаю у матери – с ветчиной, фруктовым салатом и кексом «Виктория». На другой день я с неохотой согласилась сопроводить мою мать на церковную службу. Насколько мне известно, мать никогда не питала никакой симпатии к религии, однако последние пару лет зачастила в церковь Св. Стефана, мимо которой я множество раз проходила ребенком. Я задалась вопросом – может, перенесенные инсульты заставили мать осознать свою смертность и подстраховать отношения с Богом? Или же она начала сдавать и превратилась в легкую добычу для чужого влияния? Маргарет и Стэн, едва переехав в дом напротив, не оставляли попыток завлечь ее к св. Стефану.

– Тебе понравится, Сьюзен, вот увидишь, – уверяла меня мать, натягивая вытертый сиреневый кардиган и достав чистый носовой платок из кухонной тумбы. – Я тоже в первый раз волновалась, но там все показалось удивительно знакомым – я будто попала в те времена, когда девочкой посещала церковь. Уверена, ты почувствуешь то же самое.

– Позволь напомнить, мы не ходили в церковь, когда я была ребенком, – ответила я, выходя в коридор за моим жакетом, висевшим на крючке у дверей. – Ты нас не водила, вы с папой были атеистами. «Что посеешь, то и пожнешь», как сказано в Библии.

Мать тоже вышла в коридор, роясь в сумочке в поисках ключей. Я заметила связку на столике и подала ей.

– А я помню, что водила, когда ты была маленькой! Я никогда не была атеисткой. Твой отец – ладно, но не я. У меня всегда была вера, а вот времени не было, все откладывала и откладывала. Возможно, твоему отцу было бы легче, если бы он во что-то верил. Так или иначе, я рада, что ты с мной идешь: Тедди я никак не могу уговорить.

– Меня это не удивляет – он не встает с кровати до полудня и никогда не был духовным человеком. Мама, ты ничего не забыла? – Я держала ее пальто, как официант в ресторане. Мать вернулась от двери и сунула руки в рукава.

– Он все воспринимает куда глубже, чем ты воображаешь, Сьюзен. Он очень чуток и чувствителен. Религия может быть огромным утешением, когда человек в беде или болезни. Религия способна дать сил страдающему.

– Единственное, чем страдает Эдвард, – острая лень и нерадивость, – отрезала я, выходя за матерью из дому.

– Сьюзен, послушай меня. – Она остановилась посреди дорожки, вымощенной брусчаткой неправильной формы и разного размера. – Тедди нужна поддержка. Если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты за ним присматривала и не дала ему сбиться с пути.

– Ему сорок три года, он давно взрослый! Ему не нужна старшая сестра, как, впрочем, было с самого детства. Он живет, как ему нравится. Он пустое место, но он сам решил таким быть. Ему абсолютно комфортно в амплуа бесполезного слизняка!

Я закрыла кованые ворота с замысловатым узором из завитков, и мы пошли по Блэкторн-роуд с ее опрятными, постройки 60-х, домами на две семьи, среди которых изредка попадались скромные особняки. Мать упорно держалась на шаг позади.

– Он не такой, как ты, Сьюзен, – обронила она спустя некоторое время. – Ты всегда была здравомыслящей и дельной – я о тебе и минуты не беспокоилась, но у Тедди артистический темперамент, как у вашего отца. Его любая мелочь способна вывести из равновесия.

Мы дошли до приземистой церквушки на пересечении Блэкторн-роуд с улицей побольше. Маргарет и Стэн, караулившие на паперти, заметили нас и замахали.

– С Пасхой вас, Патрисия! – Супруги засияли в унисон, по очереди наклонившись поцеловать мою мать в напудренную щеку. – И вас с Пасхой, Сьюзен. – Маргарет прянула ко мне. Я отступила на шаг и протянула руку. В церковь я вошла под град расспросов о мельчайших подробностях моей жизни в Лондоне. К счастью, служба должна была вот-вот начаться, и я поспешила присесть на край скамьи впереди матери, использовав ее как волнорез между мной и дотошной Маргарет. Служба прошла почти безболезненно: гимны были мажорны, викарий деловит, и, что еще важнее, все быстро закончилось. На обратном пути Маргарет и Стэн увязались с нами, отчего полмили до Блэкторн-роуд показалась как десять миль. Маргарет втянула мою мать в жаркую дискуссию, картофель какого сорта лучше для жарки, а Стэн потчевал меня историями о начинающихся проблемах с новым бойлером. Когда мы распрощались и мать направилась к дому, Маргарет стиснула мой локоть.

– Как вам показалась ваша матушка? Мы о ней немного беспокоимся, – громко зашептала она. – Совсем забывчивая стала – не помнит, о чем мы ей говорили и о чем договаривались…

Меня не удивило, что мать забывала, о чем с ней говорили Маргарет и Стэн, – разговоры с ними никак нельзя счесть особо занимательными. Что касается ее неспособности помнить о договоренностях, это могло просто быть тактической хитростью. Однако я действительно обратила внимание на странную рассеянность в моей матери, хотя не собиралась признаваться в этом соседям.

– Мне она показалась нормальной. Может быть, вы сами что-нибудь напутали?

Пока мать накрывала на стол, я готовила воскресный ростбиф, нисколько не удивившись, когда выяснилось, что Эдвард с кем-то договорился на выходные – или, как считала мать, получил приглашение, от которого не смог отказаться. Поэтому мы были в доме вдвоем. За обедом мать рассказывала о новой дорожке перед домом номер двадцать пять, выложенной прямоугольной плиткой, которую она одобряла, и о темных делишках в доме номере восемнадцать, которые не одобряла. После обеда я мыла посуду, а мать вытирала тарелки. Потом я вызвала такси – машина пришла скорее, чем я ожидала, – наскоро поцеловала мать в щеку и поспешила по дорожке. Последнее, что я увидела (как оказалось, действительно последнее), – как мать нагнулась и подняла обертку от шоколада, которую ветром принесло на порог.