Артур, Луи и Адель - Дана Делон Страница 6

Я ерзаю на стуле и предпринимаю последнюю попытку: откусываю кусочек хрустящего багета, обильно намазанного маслом и вареньем и опять быстро хватаю чашку и делаю жадный глоток чая. Мама шумно вздыхает, но тарелки из-под моего носа забирает и выходит в кухню. Я тоже облегченно выдыхаю – я люблю оставаться одна. В комнатах в такие моменты появляется больше воздуха и на плечи не давит чужое присутствие. Но, к сожалению, меня крайне редко оставляют одну.

Я делаю очередной глоток чая и думаю, что он, пожалуй, приятный. Мне нравится нежный аромат жасмина, а также что он слегка горчит, ведь я пью его без сахара. Я допиваю все до последней капли, и в комнату вновь входит мама.

– Я попрошу Себастьяна рассказать тебе об анорексии и ее последствиях. Если ты думаешь, что я все это выдумала, то сильно ошибаешься.

Со временем ей стало сложно сдерживать злость и раздражение.

Себастьян – это мой психотерапевт. Я не знаю, что хуже: иметь дело со мной или с моей матерью. Я, по его словам, не иду на контакт, а она, пожалуй, слишком сильно на него давит, ожидая прогресса. В любом случае я ему крайне не завидую.

– Себастьян сказал, что худеть в девятнадцать-двадцать лет для девушек нормально. Переход из подросткового возраста, детский жир покидает тело и прочее… – устало объясняю я.

– Худеть на двенадцать килограммов – это нормально? – нервно шипит она. – В таком случае нам стоит поменять доктора.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с ее разъяренным взглядом; мне становится страшно, ведь я только стала привыкать к Себастьяну, к его маленькому кабинету, белым стенам и участливому голосу.

– Я не пойду ни к какому другому доктору, – сиплю я, не сдерживая слез.

Мама закрывает глаза, и по выражению ее лица я понимаю, что ей становится стыдно.

– Извини, не сдержалась, – тихо начинает она и усталым жестом убирает светлые волосы назад. – Я просто очень сильно переживаю за тебя. – Говоря это, она обнимает меня и целует в лоб.

Я чувствую тепло и безопасность. Именно те чувства, которые, по словам Себастьяна, вызывают матери у детей. Но мне почему-то этого недостаточно. Ощущение, будто в сердце игла и кто-то ею шевелит, не давая мне расслабиться и успокоиться. Я не могу отделаться от чувства, будто мне нагло врут или утаивают нечто очень и очень важное. Нечто такое, без чего я никогда не обрету себя. Ощущение, будто я не просто забыла что-то, а скорее будто оторвали большую часть меня с кровью и мясом и беспощадно вышвырнули в неизвестном мне направлении.

* * *

В четыре часа мне звонит Прюн. Даже не глядя на экран, я знаю, что это она. Прюн – единственный человек, помимо моей семьи, который когда-либо вспоминает о моем существовании. Я решаю проигнорировать ее звонок. По словам моей мамы, мы с Прюн Альбо – лучшие подруги с детства. Но при виде мадемуазель Альбо я испытываю далеко не радостные чувства. Скорее напротив, она меня раздражает и я чувствую неприязнь. Я также почти не нашла наших общих фотографий. Я посмотрела ее фейсбук и инстаграм, в котором вообще нет ни одной нашей общей фотографии. Крайне странно для лучших подруг, но, с другой стороны, откуда мне знать, что и как делают подруги. Как выяснилось, у меня вообще нет страничек в социальных сетях. Мы обнаружили это вместе с Себастьяном, который предложил мне почитать свои старые посты на фейсбуке и просмотреть фотографии в инстаграме. Тогда мама сказала, что я не увлекалась демонстрацией своей жизни из-за отца, так как он популярный политик и любая моя публикация тут же просматривалась бы всеми, кому не лень. Себастьян отметил, что профили бывают закрытыми, но, как стало известно, у меня и такого не было. Что, конечно, нас огорчило, так как не осталось никакой ниточки, ведущей в мою прошлую жизнь, помимо тех, что давали мне родители. Мой телефон и ноутбук были абсолютно новыми, мне пришлось регистрироваться везде с нуля, так как родители не знали ни одного пароля – ни от почты, ни от iCloud или appleID. В эпоху цифровых технологий я оказалась за бортом цивилизации.

В комнату входит мама; она высокая, очень худая и выглядит старше своих лет, но это только из-за излишней худобы. Несмотря на морщины вокруг глаз и у рта, она все равно красивая, интересная женщина. И не идеальной красотой манекенщицы, скорее в ней скрыта необъяснимая изюминка. Вы не найдете ни одного человека на этой земле, который, рассматривая ее, назвал бы красивыми отдельные черты, но также не найдете и людей, которые в целом не увидят ее красоты. Все черты ее лица крупные: большие карие глаза, довольно-таки широкий нос и крупный рот. Но у нее есть то, что отсутствует у миллиона женщин. Уверенность в своей притягательности, особенности. Прямые плечи и гордая осанка: даже сейчас, когда с ее дочерью творится непонятно что, она излучает силу, уверенность и, как бы странно ни было, надменность. Мне кажется, она и меня воспитывала так же, будто я не просто девочка, а особенная девочка. Я иногда ловлю в зеркале свой собственный гордый взгляд и понимаю: эта привычка живет где-то глубоко во мне. Уверенность в своей значимости и особенности.

Есть вещь, которую очень сложно забрать у человека, – характер. С ним мы рождаемся, воспитываемся и умираем. У кого-то он есть, кто-то его вырабатывает, но факт остается фактом: если в тебе есть стержень, ничто никогда его не сломает. Ни потеря памяти, ни незнание того, кто ты есть. Ты ощущаешь свой характер, свою силу на каком-то животном уровне.

Мама садится напротив меня с ноутбуком в руках, она вроде как писательница. Я не помню, читала ли я когда-нибудь ее книги, но, открыв недавно одну из тысячи, поняла, что не осилю и половины. Ей я об этом не сказала, а она, в свою очередь, изрядно удивилась, увидев у меня в руках томик в мягкой обложке с причудливым названием «Поцелуй тьмы». Если вбить в гугле имя моей мамы, мы увидим ссылку на моего отца-политика, а также рейтинги бестселлеров, две экранизации 10-летней давности и миллионную армию ее читателей, но я, похоже, никогда не была в их числе. Зато я нашла в своей комнате другие книги: «Анну Каренину» Толстого, «Братьев Карамазовых» Достоевского, «Тошноту» Жана-Поля Сатра – и прочитала их с большим удовольствием. Я бы не сказала, что была в восторге от этих книг, скорее они навеяли мне новые мысли, размышлять о которых было крайне интересно.

– Дорогая, – обращается ко мне мама, – Прюн только что прислала эсэмэс с просьбой напомнить тебе, что вы сегодня идете на выставку. – Она заглядывает мне в глаза. – Конечно, если ты хорошо себя чувствуешь и хочешь выйти из дома.

Я никуда не хочу идти: каждый раз, когда я оказываюсь в компании Прюн и ее друзей, у меня возникает ощущение, что они надо мной издеваются. Будто пользуются тем фактом, что я ничего не помню, и начинают рассказывать какие-то бредовые истории… как, например, я однажды засунула себе в нос тампоны и ходила так по школе. Все их рассказы сопровождаются диким гоготом. Да и в достоверность их слов верится с трудом. Но мама обожает Прюн и очень ей благодарна за то, что та периодически меня куда-то выводит.

– Я останусь дома, – говорю я и решаю подняться к себе в комнату.