Москва-Лондон, кот и букет невесты - Елена Дженкинз Страница 6

Взгляд то и дело искал Ника, но его нигде не было. Они не виделись почти два часа, которые Терехов провел с гостями. Приехал какой-то европейский миллионер, поклонник свидетельницы Лизы, и основные события последних часов разворачивались вокруг них.

Но и Лиза, и ее таинственный ухажер сидели сейчас в гостиной, а Ника не было!

Эмили шумно вдохнула и размяла щиколотку, повертев ступней.

Распущенные волосы падали черной волной на спину, красные мягкие рюши юбки легко ложились в ладони, чтобы летать под музыку.

Эмили не использовала кастаньеты, давая свободу рукам и работу — каблукам. Ей нравился старинный, высокий стиль канте хондо, и она раз в два года не упускала возможность побывать в Севилье на фестивале фламенко. Собственно, до начала актерской карьеры Эмили мечтала когда-нибудь открыть танцевальную студию. Страстью фламенко она заболела еще в средней школе, когда посмотрела старый испанский фильм «Кровавая свадьба». В комнате даже плакат с изображением актера, Антонио Гадеса, висел несколько лет.

В то мгновение, когда Эмили дала Раулю знак начинать, в гостиную вошел Ник. Он был в тонком сером свитере без горловины и джинсах, которые подчеркивали, до чего строен их обладатель, и Эмили едва не пропустила первый такт.

Звуки старинной андалусской песни заполнили пространство, просочились в поры, заставляя двигаться в ритме надрывной страсти-боли, и Эмили застучала каблуками, подхватывая край юбки, покачивая бедрами и сплетая кистями узоры смысла в воздухе.

Рауль пел о жизненной дороге и любви, срываясь на самые надрывные ноты своего очаровательно-сиплого голоса, а Эмили видела перед собой голубые глаза мужчины, которого знала меньше суток. Впервые в сознании не возникало образа Дэвида, и свобода этого состояния заставляла парить в эйфории.

Заиграла гитара, оборвав пение, танец стал более стремительным, и Эмили бросило в пот от азарта и душевного терзания, которое она вкладывала в каждый выдох. Но не было больше слез, они словно испарились, а со дна сердца поднялась давно забытая надежда.

* * *

Он смотрел и не мог вспомнить, как дышать. Эмили не просто сразила наповал, она забрала его с собой в свой чувственный мир, и он мог поклясться, что кожей ощущал ее движения.

Она танцевала для него, о нем, о них. Искренне, откровенно, до надрыва, который так редко встречаешь в жизни. Терехов не мог шевельнуться до последней секунды танца и еще несколько минут — после. Он просто стоял у входа, и гости бубнили, чтобы он отошел и дал пройти нормальным людям.

Прием официально завершился, и Эмили будет принадлежать до утра только ему.

Она обнялась со Стасом и Сашей и подошла, смущаясь, явно в разбитых эмоциях после страстного танца.

— Я переоденусь и спущусь, — прошептала она, мило улыбаясь, и он не мог даже открыть рот и ответить, что будет ждать. Кивнул, как дурак, и проводил ее взглядом.

Хозяин дома, Валик, поддержал желание Терехова устроить тайное свидание и лично выдал провизию со словами: «Ну наконец-то стоящую женщину пригласил».

В летнем домике, в котором последний час горел камин, наспех был сооружен самый настоящий оплот романтики. Николай зажег штук пятьдесят свечей, принес все цветы, до которых дотянулся, и корзину еды. Усыпал лепестками белых роз кровать и пол — не зря хозяйка все кусты сегодня срезала.

Он нервничал, будто шел на первое в жизни свидание. От адреналина сводило горло и скулы, и Николай, сминая в руке сигарету, совсем не спокойно ждал, когда Эмили наконец вернется.

Она спустилась через десять минут, с порозовевшими щеками, в теплых шерстяных чулках, прямом, бежевом платье до колен и джинсовке. Никаких шарфов, шапок и шуб. На улице к вечеру совсем похолодало, но Эмили, видимо, тоже нервничала. А нервная дрожь, как известно, согревает, отвлекая от погоды.

Терехов быстро сунул сигарету обратно в пачку и зачесал пятерней волосы наверх. Он ничего не сказал, чтобы не разрушить момент очарования, только руку протянул — и Эмили вложила в нее свою белую ладошку. Темные глаза блестели, и Николай сдерживался из последних сил, чтобы цивилизованно дойти со своей спутницей до летнего домика, а не утащить желанную женщину в пещеру.

У входа он поддался порыву и поднял Эмили на руки, внося ее внутрь. Она оказалась легкой и податливой и молчаливо обняла его за шею.

— Вау, — выдохнула она, наградив восторженным взглядом. — А царь подготовился!

— Я даже торт принес.

— Обожаю сладкое, — протянула она.

— Я тоже, — ответил он, глядя на нее в упор.

Она очаровательно смутилась, прикусив верхнюю губу, и Терехов усадил Эмили на широкую скамью за деревянный стол. В свете свечей и камина комната выглядела очень уютной, и его избранница довольно вздохнула. На столе мерцало шампанское в бокалах, а на тарелке возвышался кусок торта со сливками и ягодами. Николай ткнул в него тонкую свечу и поджог.

— А в честь чего? — удивилась Эмили.

— Один день знакомства. Круглая дата, — сказал он, усаживаясь напротив.

— Действительно, — рассмеялась она. — А почему только один кусок? Ты не хочешь?

— Я буду смотреть на тебя.

Смех прервался, и Эмили перевела дыхание. Она зачерпнула указательным пальцем немного крема и слизала.

У царя дрогнул голос, а выдержка раскололась надвое.

— Если ты собираешься смотреть, то мой долг — сделать зрелище незабываемым, — коварным тоном произнесла она.

…Это были самые долгие три минуты в жизни Терехова. И самое эротичное поедание торта, который так и остался недоеденным.

Босс сорвался с места и сгреб Эмили в охапку, усаживая на стол и целуя, слизывая сладость и каменея от отклика податливого тела. Эта женщина проникала ему под кожу, в душу, оплетая своим ароматом, как лозой. Эмили обхватила его талию ногами и запустила руки под тонкий свитер, едва ощутимо царапая спину. Не разрывая объятий, Николай подхватил ее под бедра и перенес на кровать, усыпанную розовыми лепестками. Цветочный аромат заполнил легкие, и все происходящее показалось сном.

Эмили раздевала его и помогала раздеть себя, и он не сдерживался, когда вошел в нее до упора, ловя первый стон губами. В каждом ее прикосновении было столько нежной страсти, что болело сердце, оживая, и каждое движение ей навстречу отзывалось в самых забытых глубинах души.

Он целовал ее всю, доводя до экстаза и заставляя кричать; согревал белую кожу дыханием и не мог остановиться, оставить в покое. Если бы понадобилось описать свое чувство к мисс Райт, то Терехов сказал бы, что сошел с ума с первого взгляда.

* * *

Эмили лежала в изнеможении под боком у Ника, забросив на него ногу, и водила пальцами по твердому прессу, восхищаясь, какая нежная кожа у такого серьезного мужчины. Он определенно следил за собой, и тело было подтянутым и неутомимым. Сильные руки с выступающими венами смотрелись настолько притягательно, что Эмили снова не удержалась и переплела пальцы, подтягивая к себе и целуя их. Не зря за царем столько женщин бегает. Он воплощал собой… созидательную власть.