В памяти храня - Хелен Бьянчин Страница 6

Тогда Джини еще не знала, что счастливому периоду в ее жизни не суждено длиться долго.

Однажды Сид пригласил ее не в ресторан, не на вечеринку и не в клуб, а в Вайн-хаус, принадлежавший семье Дженнингсов загородный дом. Сид обещал, что, кроме прислуги, там никого не будет… но он ошибся.

В тот момент когда Сид показывал Джини коллекцию картин, собранную в последние годы его отцом, Брюсом Дженнингсом, неожиданно появился он сам собственной персоной.

Последний раз Джини видела его давно, еще когда все они жили на одной улице. В офисе им встречаться не доводилось, возможно потому, что Джини работала не в том крыле здания, где находился кабинет Брюса.

Она узнала босса с первого взгляда и сразу поняла: он недоволен, что Сид привез ее сюда.

А может, даже больше — что тот общается с девушкой из простой семьи.

Вполне может быть, что за минувшие годы Брюс Дженнингс успел забыть о собственном происхождении…

— Твой отец сердится, — грустно произнесла Джини, когда они с Сидом остались наедине. — Не нужно было мне появляться в вашем доме.

Но Сид не придал ее замечанию особого значения.

— Глупости. Просто он не знал, что я здесь. И вообще, не ожидал, что застанет кого-то возле своих картин.

Но Джини покачала головой.

— Нет-нет, все дело во мне. Вот увидишь!

Напрасно она убеждала, Сид ничего не желал слышать.

— Брось, ты излишне мнительна. Все в порядке — это я тебе говорю!

К сожалению, дальнейшее развитие событий показало, что права была Джини. Сразу после уик-энда, в понедельник, Брюс Дженнингс вызвал Джини к себе в кабинет. Разговаривал прямо, без намеков и недомолвок. Он был недоволен отношениями, которые завязались между Сидом и Джини.

— Я принял тебя на работу, но это не означает, что ты можешь вести себя подобным образом! — заметил Брюс, буравя Джини взглядом.

Прозвучало это так, будто в свободное от основных занятий время та подрабатывала на панели, а Сид стал жертвой ее изощренного искушения. Однако Джини не чувствовала за собой вины, поэтому, несмотря на грозный вид Брюса Дженнингса, осмелилась возразить:

— Простите, мистер Дженнингс, но я веду себя… э-э… хорошо. Между мной и Сидом нет… э-э… близких отношений. — Последние слова дались ей не без труда.

Брюс Дженнингс очень удивился.

— Нет? Не может такого быть!

В лицо Джини бросилась кровь.

— Тем не менее это чистая правда!

В глазах Брюса Дженнингса промелькнуло озадаченное выражение.

— Хм, на Сида это не похоже… — Он медленно оглядел Джини с головы до ног. — Тем более ты такая красавица…

В последнее время Джини слышала подобную фразу от многих — в той или иной интерпретации, — но соглашаться не спешила. Как-то неловко было сказать о себе самой — я красивая. Но, конечно, Джини, понимала, что хороша собой. Среднего роста, стройная, изящная, со смуглой кожей, выразительными карими глазами и опускающимися ниже талии почти черными кудрями, она была по меньшей мере привлекательна. А сейчас вот все вокруг заладили, красавица да красавица…

— Я люблю Сида, — вдруг услышала Джини собственный голос.

Она сама не знала, зачем сказала это Брюсу Дженнингсу. Скорее всего из желания доказать искренность своих чувств и чистоту существующих между ней и Сидом отношений. И потом, в голосе Брюса Дженнингса сквозило неприкрытое беспокойство.

Тогда Джини еще не понимала, чем оно вызвано. Ей казалось, что Брюса Дженнингса беспокоит моральный аспект дела. Впрочем, что с Джини было взять — Кончита воспитала ее в строгости. Поэтому она даже не догадывалась, что Брюс усмотрел в отсутствии между ней и Сидом секса вполне конкретную угрозу — вероятность перерастания мимолетной интрижки в нечто большее. Иными словами, упомянув о любви, Джини лишь подлила масла в огонь.

Брюс Дженнингс побагровел. Едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, он гневно произнес:

— Значит, так, дорогуша, с этой минуты ты уволена! В твоем присутствии здесь нет необходимости! Влюблена она… Еще чего недоставало… Ты забыла, где твое место! Я никогда не допущу, чтобы девица, носящая фамилию Мендес, морочила голову моему сыну!

Джини ошеломленно разинула рот. Еще никогда в жизни с ней никто так грубо не разговаривал. Тем не менее, собрав все свое мужество, она дрожащим голосом спросила:

— Чем вам не нравится моя фамилия?

— Всем! — рявкнул Брюс Дженнингс. — Прежде всего тем, что она мексиканская! Мендес, Гонсалес, Пахитос… Все эти фамилии одинаково плохи. Я не допущу, чтобы мой сын связал судьбу с девицей, имеющей хоть какое-то отношение к третьему миру. Любовницы вы неплохие, но не в жены же вас брать!

Джини задохнулась от обиды. Унижение было так велико, что вызвало вполне ощутимую физическую боль в сердце. И головокружение.

Конечно, Джини могла бы сказать, что ее дед был американцем англосаксонского происхождения и звали его Рон Престон. А женился он, кстати, на мексиканке, Хуаните Перес, с которой и прожил счастливо всю жизнь…

Джини могла бы это сказать, но в ней взыграло чувство гордости, поэтому она промолчала.

Зато заговорил Брюс. Вернее, продолжил:

— В общем так, дорогуша, вот тебе чек на пять тысяч долларов — и чтобы я тебя больше не видел. И не только в моем офисе, но даже в городе. Уезжай куда-нибудь с глаз долой. И на пушечный выстрел не смей приближаться к Сиду!

Произнося все это, Брюс Дженнингс встал из-за стола и приблизился к Джини. Не успела она опомниться, как он скользнул пальцами под вырез ее блузки и сунул сложенный вдвое чек в лифчик.

Джини отпрянула. О чеке в тот момент она не думала, просто невыносимо было находиться рядом с этим человеком… который к тому же позволяет себе подобные вольности!

— Поняла меня? — с угрозой произнес Дженнингс. — Ты не ровня Сиду, заруби это себе на носу! Все, свободна. Если в ближайшее время не уедешь из города, пеняй на себя!

Она не помнила, как выскочила в коридор, просто вдруг поняла, что быстро идет по нему. В голове ее вертелось: «Вот и все! Вот и все».