Графиня - Кэтрин Коултер Страница 6

Несбыточные надежды на мир и покой…

Я наконец заговорила, сухо и отрывисто, потому что слезы вернули старую боль:

— Когда умер дедушка, я осталась совсем одна. Мисс Крислок — дальняя родственница и была со мной много лет, но всегда смотрела на дедушку со смесью страха и тревоги. Она ведь не знает многих его великолепных качеств. Не то что я. В ее представлении он просто старый тиран. После смерти дедушки я пыталась объяснить мотивы некоторых его поступков, но она вечно уставится на меня и повторяет: «Что вы, что вы, дорогое дитя!» Поэтому я просто замолчала, поскольку говорить было не с кем.

Его большие руки продолжали гладить меня по спине.

— Ты могла бы написать мне. Выругать за эгоизм и приказать немедленно вернуться домой.

— Невозможно. Я пыталась несколько раз, но слова не ложились на бумагу. Я чувствовала себя глупой и беспомощной. И очень одинокой. Потом я встретила этого человека. Нет, не встретила… виделась с ним случайно, трижды. Он хотел познакомиться со мной, но я не позволила. Он узнал у лорда Анстона, кто я. И сказал, что учился с тобой.

— Как его зовут?

— Понятия не имею. То есть фамилия неизвестна. Знаю только имя. Джон. Он смешил меня и сам смеялся над тем, что срывалось у меня с языка. И Джордж в него влюбился.

— Мне знакомо с полдюжины Джонов. Неужели ни малейшего намека на фамилию? Или родственников?

Я покачала головой.

— Ладно, продолжай, Энди. Чем дольше ждешь, тем труднее подбирать слова. Выкладывай.

— Хорошо. Месяца два назад ко мне с визитом явился граф. Начал распространяться насчет того, что его отец был одним из лучших друзей дедушки и сам он восхищался и безмерно уважал деда. Он был добр ко мне, искренен и чистосердечен. Никогда не проявлял ни назойливости, ни фальшивого участия, от которого меня неизменно тянет к бутылке бренди. — Я помедлила и улыбнулась, услышав его смешок. — Он заставил меня почувствовать, что обнимает овладевшее мной отчаяние, невыносимую сердечную боль. Но при этом не обращался со мной как с беспомощной женщиной, нуждающейся в опоре. Мы много говорили о дедушке, потому что, хотя они с графом и не были близки, все же считались приятелями. Граф сказал, что дедушка помог ему войти в общество, порекомендовав его в «Уайтс» и клуб «Четыре всадника».

— Дед никогда не упоминал о графе Девбридже, — нахмурился Питер, — или о его отце. Родовое имя Девбриджей — Линдхерст. Лоренс Линдхерст. Я мимоходом слышал о нем, но никогда не встречал. Тебе это не кажется странным, Энди?

Я кивнула:

— Да, и поэтому спросила графа, почему он не приезжал к нам при жизни деда. Граф ответил, что после того, как дед женился и стал жить в Йоркшире, они с его отцом потеряли друг друга из виду.

— Странно… — протянул Питер и, должно быть, почувствовал, как я напряглась, потому что погладил меня по спине. — Ничего. Мы все уладим. Продолжай.

— Три недели назад он сделал мне предложение. Послушай, Питер, я уже не та юная неопытная девушка только что со школьной скамьи. Мне двадцать один год. Я взрослая женщина и много думала об этом. Дедушка считал, что у меня неплохие мозги. Пожалуйста, постарайся понять. Я не глупа, не ветрена, не впадаю в патетику. И знаю, что Лоренс способен обеспечить именно ту жизнь, которая мне нужна.

Питер отодвинулся, встал и навис надо мной, применив один из знакомых мне методов запугивания, к которым всегда прибегают мужчины, оказавшиеся в невыгодном положении, особенно перед женщинами.

— Это не ответ! — выпалил он. — Черт возьми, Энди, по-настоящему тебе нужен второй дедушка!

Я вскочила и запрыгнула на кожаное кресло, оказавшись при этом едва ли не на фут выше Питера.

— Это нечестно! Что ты знаешь о моих потребностях?! — прошипела я, подавшись вперед, так что наши носы едва не соприкоснулись. — Ты по-прежнему считаешь меня ребенком, который тебя боготворит, но не видишь во мне личность, Питер. Повторяю: я женщина, взрослая женщина.

— Абсурд! Что за чушь ты несешь?

— Ха! — фыркнула я. — Ты мужчина. Ты свободен. Решил, что желаешь сражаться с Наполеоном, и, хотя был наследником деда, умчался на войну, где подвергал себя всяческим опасностям. И при этом не беспокоился, что кто-то может тебя осудить за эгоизм. Можешь ли ты представить, что произошло бы, заяви я, что тоже желаю путешествовать, причем в обществе одной компаньонки? Господи, меня бы просто-напросто заперли в Бедламе! Это несправедливо. Взгляни на себя! Ты до глубины души возмущен, что я могу даже помыслить о подобном! — Я остановилась и перевела дыхание. Что это со мной? Бесполезные, ни к чему не ведущие тирады… — Прости меня, не стоит затрагивать подобные темы. И сотри потрясенное выражение со своей физиономии. Нет, ничего не говори, я сама все скажу.