Лестница к звездам - Наталья Калинина Страница 59

— Ты можешь спать спокойно, бамбина. Итальянские мужчины уважают честь женщины. Русские мужчины не такие. О, я знаю, русские мужчины любят брать женщину силой, а потом хвалятся об этом друзьям. — Он перевел сей перл для Марко и Луки, и оба неодобрительно покачали головами. Винченцо встал. — Пошли, бамбина, я провожу тебя в твою комнату. Ты утомилась с дороги. — Он взял со стола вазу с бананами и грушами, положил мне на плечо руку. — У меня сегодня тоже был полный волнений день. От волнений устаешь больше, чем от работы, бамбина.

Я лежала в зыбком сыром полумраке, озаряемом через каждые полминуты пульсирующей на крыше отеля неоновой рекламой, и думала о Денисе, который был где-то рядом, в курортном местечке на берегу Адриатики. Я приказывала себе не думать о Денисе, но он был магнитом, которому не в состоянии были противостоять мои мысли.

…Я пошла на концерт в Малый зал консерватории потому, что не сдала зачет по политэкономии. Классическая музыка раньше успокаивала меня, обращая в свою веру, в которой не было места для таких суетных глупостей, как зачеты, экзамены, дипломы и тому подобное. Какой-то неизвестный мне совсем молодой пианист, студент по классу Льва Власенко, играл мою любимую си-минорную сонату Листа и фортепьянные обработки песен Шуберта. Народу в зале было немного. Я села с краю, чтоб можно было бесшумно упорхнуть, если вдруг станет тягомотно.

Помню, Денис показался мне совсем юным и необыкновенно красивым. Я следила за его серьезным сосредоточенным лицом, мне нравился жест, каким он смахивал со лба густую темно-пепельную прядь прямых шелковистых волос — он был словно частью пронзительно романтичной музыки Листа. Я обратила внимание, что в первых рядах сидят смазливые девчонки с букетами. Это придавало атмосфере концерта праздничность.

Не знаю, почему я вдруг решила пойти после концерта в артистическую — никогда раньше не делала этого. Денис стоял в окружении этих девиц с охапкой цветов в руках и улыбался, словно перед кинокамерой. Я подошла к нему и протянула руку, говоря какие-то банальные слова поздравления. Его улыбка вдруг погасла. Лицо стало сосредоточенно серьезным, словно он снова сел за рояль. Я вдруг почувствовала, как по моим плечам рассыпались волосы, заколотые одной-единственной шпилькой в пучок на затылке. Денис крепко сжал мою руку и что-то сказал. Я не поняла ни слова — в голове стоял какой-то странный шум, похожий на морской прибой. Девицы захихикали и нехотя потянулись к выходу.

— Я тебя никогда не видел, — сказал Денис, когда мы остались вдвоем. — Почему?

Он держал меня за обе руки и смотрел мне в глаза.

— Просто я не знала, что ты так хорошо играешь Листа. Иначе бы давно пришла на твой концерт.

— Серьезно? — Когда Денис улыбался, на его щеках появлялись ямочки. Я решила, что ему лет восемнадцать. Мысль эта почему-то меня обожгла. — Ты его тоже понимаешь? Как?

— По-своему. Мне кажется, он писал музыку только для меня.

Впервые в жизни я высказывалась столь откровенно о том, что люблю по-настоящему. Тот день вообще был днем откровений.

— Тогда идем ко мне. Я тут рядом живу. Послушаем Листа, поболтаем.

Я согласилась, даже не поломавшись приличия ради. Разумеется, я вела себя непристойно. Но это в том случае, если смотреть на все с точки зрения привитой мне женской частью нашей семьи морали о так называемой девичьей чести.

Денис жил один в двухкомнатной квартире, где давненько не наводила порядок женская рука. Он сказал, едва мы переступили порог прихожей:

— Я зверски проголодался. Пожарь картошки, а? За это я сыграю тебе Листа.

Мы пили водку с томатным соком и ели картошку. Денис рассказал мне, что недавно потерял мать.

— Она наглоталась снотворных. Из-за того, что ее бросил любовник. Этот Евгений, видимо, значил для нее в жизни больше, чем я. Как она могла это сделать! Я остался совсем один.

Он чуть не плакал. Я не удержалась и погладила его по руке.

В постели он был куда опытней меня. Он показался мне даже развращенным, но все это, разумеется, относительно. Тем более что его темперамент был совсем не показным. Я испытывала оргазм от одного его прикосновения. Ясное дело, я влюбилась в Дениса и в своих мыслях уже считала его собственностью. Увы, мы так деспотичны и требовательны в нашей любви.

Для меня началась полоса мучений, романтизированных музыкой Листа. Дни напролет я просиживала у телефона в ожидании звонка Дениса. Не знаю, какому чуду я обязана тем, что успешно сдала все экзамены в университете. Каждую минуту мне хотелось быть с Денисом, и я не противилась этому желанию. Потом, уже поздним умом, я поняла, что не имела никаких навыков ведения любовной игры.

Денис хандрил все лето. Как-то в приступе ярости изорвал в клочки все до одной фотографии матери, о чем после пожалел. Я достала обрывки из помойного ведра и попыталась их склеить.

С одной из фотографий на меня смотрела печальная темноволосая женщина с узким лицом и плотно сжатыми губами. В ее облике было что-то обреченное.

— Мать воспринимала жизнь как сплошную череду страданий, — сказал однажды Денис. — Я не могу с этим согласиться. И не хочу.

Он со всего маху ударил кулаком по крышке рояля, струны жалобно пропели.

— Ты похожа чем-то на нее. Ты тоже очень серьезно относишься к жизни. — Он сказал это как-то, когда мы лежали обнявшись в постели. — Ты убеждена, что любовь — вечное и неизменное чувство.

Я молча кивнула и поцеловала его руку.

— Не надо, а то я тоже в это поверю. И тогда наша с тобой жизнь превратится в настоящий ад.

— Наоборот. Среди всего нынешнего обмана и непостоянства наша верность будет тем спасательным кругом, за который мы уцепимся и останемся на плаву.

Фраза получилась напыщенной. Но в ту пору мне был двадцать один год, и все мне виделось в романтическом ореоле.

— Господи, как же ты похожа на маму! — Денис отвернулся к стенке и вздохнул. — Она тоже жила в придуманном ею самой мире. Она поплатилась за это жизнью.

— Но все остальные мужчины перестали для меня существовать, понимаешь? Разве это не естественно?

— Нет. Наша жизнь разнообразна. Она похожа на путешествие. Я люблю, когда за окном меняется пейзаж. К тому же ощущение свободы для меня дороже любви.

— Я вовсе не собираюсь держать тебя силой. — Из моих глаз готовы были брызнуть слезы. — Я… я сама привыкла быть свободной.

Денис вдруг резко повернулся, больно стиснул мою шею и очутился на мне верхом. У него были широкие плечи и по-мальчишески костлявая грудь. Это сочетание детскости и мужественной зрелости сводило меня с ума.

— Вот. Пускай так будет всегда, — прошептал он, падая в изнеможении рядом со мной. — Чтоб мы набрасывались друг на друга, как голодные хищники, а не совокуплялись с ленивой похотью сытых.

— Я всегда буду тебя хотеть. Все больше и больше.