Больше, чем ты знаешь - Джо Гудмэн Страница 58

– О чем это он? – пробормотал доктор. – И что это еще за мамаша Комати?

– Катч хотел сказать, что я вел себя как последний дурак, – с удрученным видом объяснил Рэнд. Выдавив из себя это признание, он вздохнул и посмотрел Стюарту прямо в глаза. – Однако это не значит, что такое сойдет с рук кому-то еще. – Взъерошив волосы, Рэнд подошел к борту и облокотился о поручень, зная, что Маколей последовал за ним. – А мамаша Комати – это и нянька, и сиделка, вторая мать, старый верный друг… и, помимо всего прочего, самая настоящая тиранка. Она называет себя христианкой, распевает псалмы, то и дело осеняет себя крестом – и при этом хранит у себя в хижине старых богов своих предков и приносит им жертвы. И не видит в этом ничего плохого!

– Она была рабыней в вашем доме, – кивнул Маколей, начиная кое о чем догадываться.

– Верно. Она была еще нянюшкой моей матери, а потом ее подругой и наперсницей. Когда отец женился на матери и привез ее в дом, ему пришлось взять с собой и мамашу Комати. Попробовал бы он ее не взять! Она сразу дала понять, что не оставит «свою малышку»! Держу пари, что отец ее побаивался. – Уголки губ Рэнда дрогнули в насмешливой улыбке. – А уж я-то ее боялся как огня.

Обернувшись, он скрестил руки на груди и подумал, как это все-таки чертовски странно – после стольких лет рассказывать о мамаше Комати, и притом не кому-то, а именно Стюарту!

– Мамаша Комати всегда уверяла, что владеет искусством магии, заговоров и колдовства, но употребляет его только на доброе дело. И если кто-то заболевал, она удалялась к себе в хижину, жгла там какие-то перья, что-то смешивала… Кстати, она даже носила на шее распятие! Да только его было плохо видно под языческими амулетами, которых там болталось не менее дюжины, – добавил Рэнд.

– А ей были известны какие-нибудь тапу? – осторожно спросил Маколей.

– Только не под этим названием, – покачал головой Рэнд. – Мамаша Комати – негритянка, и магия ее – африканского происхождения. А тапу используется только на островах в южной части Тихого океана. – Он пожал плечами. – Но сходство есть.

– А мистер Катч действительно считает, что магия существует?

– А вы, доктор? Вы ведь человек науки. Что вы думаете об этом?

У удивленного Маколея вырвался смешок.

– Вы, между прочим, говорите с шотландским горцем, а у нас в горах до сих пор верят и в фей, появляющихся из тумана, и в их магию! Боюсь, если соскрести тонкий слой цивилизации, то вместо солидного врача перед вами предстанет обычный знахарь, который тоже жжет перья и бормочет заклинания, чтобы вылечить обычную простуду. – Посерьезнев, он вопросительно посмотрел на Рэнда. – Однако вы задали этот вопрос не кому-нибудь, а мисс Банкрофт. Стало быть, у вас были для этого основания. Скажите, а сами-то вы что думаете об этих самых тапу?

Прежде чем ответить, Рэнд долго молчал.

– Существует что-то необъяснимое, – наконец нехотя признался он, – а что до их якобы власти над человеком… знаете, доктор, это скорее вопрос культуры. Мамаша Комати верит в силу тапу, Катч тоже. Да что там, я и сам видел, что происходит с туземцами, на которых наложено тапу! Человек становится глухим как пень, полностью теряет интерес к жизни и умирает в тот самый день и час, который назначает колдунья! Или его поражает неведомый недуг.

– Но мисс Банкрофт – англичанка, – напомнил Маколей. – По-моему, трудно представить себе людей, менее склонных к суевериям, чем англичане! На редкость прагматичный народ! Только вспомните, что они делали в Индии!

Но Рэнд был настроен скептически.

– Мисс Банкрофт провела большую часть жизнь на островах Тихого океана, а это что-нибудь да значит.

– Стало быть, мой французский коллега, доктор Мессье, возможно, в конце концов окажется прав, – задумчиво проговорил Маколей.

Рэнд бросил на него удивленный взгляд. Подобная мысль не приходила ему в голову.

– В этом смысле да… возможно, он был прав. И причина слепоты мисс Банкрофт – вовсе не болезнь.

– И не какое-то потрясение, а результат наложенного на нее тапу.

– Это только возможно, – перебил его Рэнд, – но тогда расспрашивать ее не имеет смысла. Тут Катч прав – если это так, то тогда она просто не может сказать об этом.

– И что же нам делать? Заклятия, порчи – это уже не по моей части, капитан Гамильтон. Как вы уже на редкость точно подметили, лекарь, а точнее, знахарь из меня – как из собачьего хвоста сито!

Рэнд, честно сказать, не помнил, чтобы он так отзывался о докторе, но с трудом скрыл улыбку.

– Думаю, прежде всего стоит отыскать Тиаре, – сказал он. – С этого мы и начнем.

Клер боялась даже думать о том, что случится, когда она в следующий раз увидит Рэнда. Она заранее сжималась при мысли о том, что опять попадет во власть панического ужаса, но очень скоро выяснилось, что бояться ей следует только собственных воспоминаний.

Рэнд, конечно, сразу же заметил ее смущение и страх, но у него хватило ума сделать вид, что он ничего не видит. Он завел разговор о совершенно посторонних вещах, принялся вспоминать разные смешные случаи тех лет, когда он и его братья были еще мальчишками, и очень скоро Клер, забыв обо всем, весело смеялась. Только когда он упомянул Бриа, лицо ее омрачилось.

Облокотившись на перила, Клер тронула его за рукав.

– Что же случилось с Бриа? – не выдержала она наконец. – Я чувствую, с ней случилось что-то… что-то ужасное, и произошло это, думаю, во время войны… настолько страшное, что об этом даже жутко говорить.

– Для этого есть причина, – жестко отрезал Рэнд, чувствуя, что его лучезарное настроение развеялось как дым. – Но чужих это не касается.

Клер не обиделась. «И правда, кто я ему?» – подумала девушка. Рэнд ни разу не сказа, что любит ее, но она и так догадывалась, что этого не может быть.

– Просто вы так часто рассказываете о своих братьях… и почти никогда о Бриа.

– Это потому, что она была намного моложе нас, братьев. Дэвид, Шелби и я были погодками… а Бриа родилась много лет спустя. Для нас она была забавной младшей сестрой.

Клер улыбнулась.

– А она об этом догадывается?

– Возможно. Впрочем, мы никогда не делали из этого тайны. – Рэнд облокотился о поручни. – Только она все равно бегала за нами как привязанная. Ей было приятнее бродить с нами, чем сидеть в доме. Единственное, что удерживало ее там, – это пианино.

– Она играет? – удивилась Клер. – А я и понятия не имела! И ни разу не слышала, как она музицирует. А когда я спросила, если у вас в «Хенли» музыкальная комната, Бриа ответила, что нет.

Рэнд помрачнел – именно так и должна была ответить Бриа.

– Теперь так и есть, а я еще помню времена, когда они с отцом играли каждый вечер. Она унаследовала его талант. Бриа всегда любила музыку. Мама тоже, но до Бриа ей далеко. Она очень радовалась, поскольку считала, что для женщины это чрезвычайно важно.