Манящий запах жареной картошки - Ирина Степановская Страница 57
Манящий запах жареной картошки - Ирина Степановская читать онлайн бесплатно
«У меня совершенно не было своей жизни! Не было работы, не было своего дела! — Она сжала зубы, чтобы не заплакать. — Я просыпалась и засыпала только с единственной мыслью — о сыне. Чтобы не отравился наркотиками, не перепил водки, не заболел, не наврал, не украл, закончил школу, поступил в институт, не бросил… А он все равно бросил… Не работал, дрых до обеда, тренькал на гитаре, опустошал холодильник и каждый день говорил мне, как я ему надоела!»
Внезапно она резко выпрямилась на своем сиденье и закричала, сжимая виски, как от боли:
— Сними с меня этот крест! Помоги! Я все время его ищу! Я вижу его в переходе метро собирающим милостыню под блатное пение разбитным тенорком! Я вижу его пьяного на каждом газоне, мимо которого мне случается проходить! Если где-нибудь в магазине кто-нибудь хоть отдаленно напоминает его — я бросаюсь, чтобы не дать ему с утра купить водку и сигареты! Но я не могу больше это все выносить! Я хочу, чтобы все это прекратилось! Я хочу свободы. Я хочу жить. И я должна жить.
Она замолчала, закрыла лицо руками. Он тихо отстегнул ремень со своей стороны. Потом с ее. Она не пошевелилась, ничего не заметила. Тогда он перегнулся и приоткрыл ее дверь. Вьюга тут же попыталась влететь внутрь салона. Резким толчком он выпихнул ее из машины, и она, вскрикнув, упала на снег. Он тут же нажал газ и взял скорость, на которую только были способны его «Жигули». На середине моста он взглянул вниз. Дорога, как он и ожидал, была пуста, и он крутанул руль. Последнее, что он слышал, был сильный шум толчка о перила. Потом, при падении, машина перевернулась, и он ударился головой. Он больше ничего не почувствовал, даже не понял, что уже умер.
Ах, если бы он знал, как он будет нужен ей, как необходим, когда спустя долгие мучительные восемь месяцев с безобразной опухолью вместо левой груди ее повезут на холодной каталке в операционную и доктора будут смотреть на нее без энтузиазма и без особой надежды! И как, готовясь уснуть под сияющими, дарящими выжидающее тепло круглыми лампами над операционным столом, скорчившись в бессильный, сплошной комок боли, она будет терзать простыню исколотыми руками и шептать анестезиологу:
— Кто-нибудь! Помогите. Я хочу жить! Жить!
Январь 1999 г.
Рабочий день наконец окончился. Когда Марина, усталая, вышла на улицу, над Москвой отшумел настоящий весенний ливень. Последние его капли еще барабанили по асфальту, а солнечные лучи уже искрились в витринах, отбрасывая зайчики на сочную зелень деревьев. Люди радовались, что дождь уже перестал, что весна скоро перейдет в лето, складывали зонты, покупали газеты, торопились к метро. Марина шла недовольная, вздернув голову, не оглядываясь по сторонам. Ей казалось, что она выглядит хуже всех.
В витрине обувного магазина она увидела свое насупленное, хотя вполне еще молодое и симпатичное лицо, сдвинутые черные брови, стройную фигуру. Но Марина не стала долго разглядывать свое отражение — ее привлекли туфли. Собственно, не сами туфли, а ценники, что висели на них.
— Елки зеленые! Две зарплаты отдать за обувь, а жить-то на что? — Она не заметила, как произнесла это вслух, и тут же смутилась: вдруг кто-то услышал? Но вокруг нее суетились, сновали люди, бежали по каким-то делам, у всех были свои, не касающиеся ее проблемы и интересы, и Марина вдруг почувствовала ужасное раздражение от того, что ее никто не ждет, что она никому не нужна, и ей впервые за долгие месяцы, а возможно, и годы, очень захотелось заплакать.
«Что за глупости, меня мама ждет!» — подумала она и пошла в метро. Марина знала, что мать ее очень любит, но это было как бы не в счет. Однако сейчас мама лежала в больнице.
«Деточки довели!» — объясняла Марина сослуживцам. Под «деточками» Марина подразумевала семью старшего брата. Самого брата, его жену и двух их детей. Вообще-то у Марининой мамы случился острый приступ холецистита, что само по себе было трудно связать с перегрузками на нервной почве, но подспудно Марина во всем винила невестку.
— Ты на них пашешь как лошадь, а они спасибо не скажут! Распустила, вот они и садятся на голову! Все у них дела, все они заняты! Вот и свалилась! — говорила она матери, когда приходила в больницу. Приходила она каждый день. Сначала вообще сидела безвылазно сутками, оттеснив невестку и брата, а потом, когда матери стало легче, бывала только по вечерам. Теперь выписка из больницы была уже не за горами, и Марине стало даже как будто жалко, что она опять никому не будет нужна, а мать вернется назад, в семью сына. — Почему ты не хочешь пожить у меня? Хотя бы пока не наберешься сил, ну хоть месяц!
— Там же ребята маленькие, — говорила ей мать, — без присмотра. Взрослые на работе, а они чуть не сутками одни дома сидят.
— Знаю я все! — отвечала Марина. — Все их балуют, вот они и меры не знают! И брата ты баловала гораздо больше меня! Все всегда ему отдавала!
— Тебя некогда было баловать, вот ты и выросла такая… — вздыхала мать.
— Какая «такая»? — Марина делала вид, что не понимает.
— Холодная, будто льдинка. Надо быть снисходительнее ко всем, добрее, покладистее…
— Да, как же! Покладистее! Тогда вообще сожрут!
Мать только усмехалась в ответ:
— Ничего, доченька, будет и на твоей улице праздник!
— Когда на пенсию выйду! — кривила губы Марина.
В подземном переходе было неуютно и сыро, толпа людей текла не останавливаясь в метро. Здесь никто никому не был нужен. Под сводами бетонного потолка, над киосками с косметикой и пирожками метались, тревожа душу, звуки далекой скрипки. Марина знала, кто это играл. Всегда в одном и том же месте примерно два раза в неделю появлялся молодой человек, в костюме, с кудрявыми волосами, в сопровождении собаки-таксы. Такса была черная, с умненькой мордочкой, желтым животом и короткими лапками. Она с готовностью ложилась на стеганый коврик у ног хозяина и, пока он играл, ревниво наблюдала, насколько обильно сыплются в открытый футляр серебряные монеты. Однажды Марина видела, как он, окончив, погладил собаку, дал ей печенья, раскрыл сумку и такса с готовностью прыгнула в нее. Музыкант повесил сумку за спину, взял свою скрипку, и они пошли прочь, причем собака поглядывала вокруг с довольным видом. «Вот товарищ, который тебя никогда не предаст! Не будет выбирать между тобой и еще кем-то!» — подумала тогда Марина.
Музыкант играл хорошо. Во всяком случае, под звуки чардаша хотелось танцевать, а под венгерскую рапсодию плакать. Марина когда-то играла это сама, потому что в свое время училась в музыкальной школе. Она и в институте тоже училась прилично. Но вдруг со своим красным инженерным дипломом как-то выпала из обоймы. Когда музыкант заиграл Брамса, Марина нащупала в кармане монетку. «Надо положить ему деньги в футляр, да ведь неудобно!» — раздумывала она. В разговор включился ее внутренний голос. «Что здесь неудобного? — спросил он. — Человек для этого сюда и пришел!» «Все равно неудобно! — говорила в ней та самая насупленная женщина, что отражалась в стекле витрины. — Надо подойти, посмотреть в глаза, наклониться, положить деньги…» «Нет, не пойду!» — «Ну и глупо! Человек не ворует, а зарабатывает на жизнь своим трудом! Надо его поддержать!» — «Не пойду!»
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии