Медовый месяц - Эми Дженкинс Страница 56

В общем, Эд вылез из ванны и вышел в полотенце на балкон, и я уже ринулась было в туалет, но тут увидела, что на соседнем балконе появилась Черил. Ясное дело, я не могла пропустить и мгновения такого шоу.

Как тебе известно, я изучаю человеческое поведение, чтобы, когда состарюсь, стать психиатром, хотя и без того знаю о жизни ничуть не меньше большинства пятидесятилетних.

Я стремглав подбежала к окну и спряталась за шторой, где они не могли меня видеть. Увидев Эда, Черил подбоченилась и крикнула:

– Ты!

Я подумала, что Эд догадается сейчас обо всем по тому, как Черил ткнула в воздух пальцем при слове «Ты!».

Но Эд говорит:

– Привет. Как проходит медовый месяц? – Просто весь спокойствие и очарование. Какой все-таки доверчивый человек! Он напоминает мне собаку, которую всю жизнь ежедневно кормили ровно в шесть часов вечера.

Черил говорит с подчеркнуто английским прононсом:

– Просто обалденно, я торчу. – (Кто бы мог подумать!)

– Слава богу, – продолжает Эд, уже чуть менее уверенно. Кажется, он заметил, как она угрожающе подбоченилась на манер Мамаши Черил из «О'кей, Корал».

Эд продолжает:

– К сожалению, Хани вызвали по делам – что, разумеется, вызывает некоторое сожаление, – знаете, все-таки медовый месяц, – но, к сожалению, было не отвертеться.

Он просто прелесть! Чересчур много сожалений. Знаешь, я подумала, что он испугался Черил. Она уставилась на него и стояла так сто лет. Я прямо-таки видела, как она перерабатывает все в голове: щелк, щелк, щелк – будто вертятся цифры в старомодном кассовом аппарате. Наконец она звякнула:

– Вы это серьезно?

Эд в замешательстве посмотрел на нее. Черил разинула рот. «Вот так, – подумала я. – Теперь все выползет наружу».

– Вызвали по делам? – спросила она.

– Да, – ответил Эд.

Черил прыснула и вся затряслась, словно она одна была способна оценить весь скрытый смысл этой шутки.

– Может быть, вы мне скажете, над чем вы так смеетесь, черт возьми? – спросил Эд.

Я всегда забываю про это свойство Эда. Он напоминал рычащую мышь.

Это заставило Черил замолчать. К тому времени мне было совсем уже невтерпеж, и я пыжилась, как лягушка на балете. Но уйти не могла, потому что Черил трансформировалась прямо у меня на глазах. Как в спецэффектах – ее тело таяло и искажалось, что-то забулькало у нее под кожей, и казалось, что вот-вот из нее вылезет пришелец. Она захлопала своими ресницами – ими было можно сгребать прошлогодние листья в саду – и сказала:

– Я смеюсь потому, что моего мужа тоже вызвали по делам.

Вот так. Мне пришлось отковылять в туалет. Помнишь, как я обмочилась от смеха на двойном уроке химии и сделала вид, что это в лабораторном опыте жидкость пошла через верх?

Я как могла скорее вернулась, но тут зазвонил телефон. Это был Мак. Он принял меня за тебя. Только я собралась все объяснить, как его сотовый отключился.

Я снова подбежала к окну. Эд рассматривал какие-то фотографии и говорил:

– Знаете, на самом деле вам не нужна никакая пластическая хирургия.

Эд такой искренний – это меня просто убивает. А он продолжает:

– А где же ваш муж?

Черил говорит:

– Я его изъяла – теперь это можно.

Ну, мне было просто необходимо выйти и взглянуть. Так что я вылетела, притворяясь, будто бы только что проснулась, и посмотрела на фотографии, а там была Черил во дворце бракосочетания. Одна. Без Алекса.

– Вы вывели Алекса? – спросила я.

– Да.

– Как противную бородавку?

– Именно, – ответила она.

– Потому что он уехал по делам? – спросил Эд. Я предоставила Черил ответить на этот вопрос самой. Раздался стук в дверь. Я выбежала – это оказался Мак.

– Не смешно, – сказала я. – По моей версии событий, вы должны быть вместе с Хани в Лос-Анджелесе. Нет, ее здесь нет. Это я брала трубку. Вам нельзя входить. – И тут я заметила, что он выглядит как-то не так. Вроде как робко.

– Мне нужно поговорить, – сказал он.

– Со мной?

– Можно и с вами.

Я сказала, что придется сделать это внизу, в холле. Мы спустились и уселись в кресла размером с океанский лайнер. Мак заказал кофе.

– Я никогда раньше этого не делал, – сказал он.

– Чего? – спросила я, стараясь держать голову выше подлокотников.

– Этого, – сказал он, сделав жест туда-сюда, означающий, вероятно, общение. – Ну, понимаете, – не разговаривал. Не знаю, как начать.

– Начать, – сказала я, – очень просто – возьмите и начните.

Мак не мог. У меня было ужасное чувство, что он сейчас расплачется. Я уговорила его закурить. Он сказал, что бросил. Я выразила сомнение в мудрости этого шага. Предположила, что сейчас не лучший момент, чтобы бросать курить. Это не мой обычный взгляд на курение, я знаю, но я хочу сказать, что, по-моему, он вряд ли в состоянии по-настоящему заплакать. Наверное, смог бы выдавить одну-две жабьи слезинки. А сигарета положила бы этому конец.

– Я должен. Должен, – сказал Мак, имея в виду: бросить курить.

– Люди курят по какой-то причине, – нежно проговорила я. – Курят, чтобы не чувствовать себя вот так.

– Я о Делле, – сказал он.

В общем, боюсь, что не могу продолжать, потому что все сказанное им, полагаю, подлежит договору о неразглашении, который заключается между больным и психиатром.

Скоро напишу снова.

Флора хххххххххххх

P.S. Ты плюешься от бешенства, что я остановилась на самом интересном месте? Надеюсь, это так. Я решила, что тебе нужно испытать какие-нибудь отрицательные последствия своего поступка, чтобы впредь ты знала, как убегать.