Замужем за олигархом - Ирина Лобановская Страница 55

— Милое дело… А почему вы ее не получаете? — удивился Михаил.

— Но я же подрабатываю редактором, и от этого моего заработка переводятся деньги в Пенсионный фонд, — объяснила тетя.

После смерти дяди Наума тетя вспомнила о своей почти забытой специальности филолога и начала редактировать рукописи на дому. Издательства работали на всю катушку, выкидывая каждый месяц на прилавки тысячи детективов и боевиков, поэтому для тети работы хватало. Платили ей скупо — двести пятьдесят рублей за авторский лист, то есть за сорок тысяч знаков или иначе за двадцать две страницы текста. Квартиранты тоже часто задерживали плату на несколько месяцев.

— Это же копейки! — возмутился Миша. — А на нашу пенсию нельзя не только жить, на нее нельзя даже умереть — не хватит на похороны.

Тетя вздохнула:

— Но субсидии мне не дали все равно… А сколько я очередей отстояла, сколько бумаг взяла… Все пишут без конца про режим одного окна… Где оно есть, это одно окно, покажите мне его!

— Тетя Бела, да перестаньте! — не выдержал Михаил. — Плюньте вы на эти их субсидии! Подумаешь, деньги! Жалкие подачки, чтобы людям не сразу умереть с голоду, а растянуть это удовольствие на несколько лет. Жуть фиолетовая! Я буду вам давать каждый месяц столько денег, сколько нужно.

— А другим кто будет давать? — резонно спросила тетя. — Тем, у кого нет таких племянников? Нет, Мишенька, спасибо тебе большое, но я хочу жить самостоятельно. Раз уж судьба так распорядилась… С ней спорить нельзя.

Каховский разозлился, но тетя проявила непоколебимое упорство. И откуда только взялся у нее, всегда такой тихой, робкой и слезливой, твердокаменный характер?..

— Любой бизнесмен знает, что рядом с ним миллионы школьных учителей, врачей, ученых, которые трудятся, отдавая работе все силы и не получая за это ровно ничего, кроме грошовой зарплаты, да и то нерегулярно, — неожиданно резко сказала тетя. — Но ни у одного миллионера не возникает даже мысли помочь им деньгами. Знаешь почему? Потому что ученые, врачи, педагоги — люди духовного, творческого труда, и он уже один сам по себе — им награда!..

Михаил злобно стиснул зубы. В самую точку… И тетка туда же… Мир жесток и безумен.

— Вы чересчур высоко оцениваете мыслительные способности наших миллионеров, — пробурчал он, едва не подавившись горькой обидой. — Подобные рассуждения нам не по карману… Недавно при мне собравшиеся на светском вечере магнаты рассказывали в микрофон, что до сих пор не в ладах с десятичными дробями, со школы никак не могли усвоить. Это произвело немалое впечатление. То, что требовалось… Если столь «большие люди» спокойно обходятся без дробей, то у большинства возникает простая мысль: ну кому, скажите на милость, вообще нужны эти дроби?..

Тетя слушала его невнимательно.

— А вчера, Мишенька, — продолжала она свое тихое, жалобное повествование, — я стояла в очереди в сбербанк, чтобы заплатить за телефон и квартиру. Народу было очень много, ты ведь знаешь этот наш банк… А люди шли и шли без очереди, человек пять или шесть прошло… И я, наконец, возмутилась. Сказала, что мы давно стоим и больше я никого не пущу, что совесть должна быть… И тогда меня толкнули так, что я больно ударилась о ручку двери. На локте теперь синяк и ссадины. И болит локоть-то… Это счастье, что я ударилась не спиной… она у меня больная, ты ведь знаешь… Не по росту порядочных людей сделана жизнь.

— Скинхеды небось бритые? — мрачно спросил Каховский.

— Нет, Мишенька, хотя о них все время говорят и пишут. Старушка меня толкнула лет семидесяти, вся в морщинах… Но очень еще боевая и бодрая. А потом… — тетя Бела помолчала, — потом она стала ругаться матом… Ох, как она ругалась… Все хе-бе да хе-бе… Оказывается, ей нужно было срочно пройти в банкомат получить деньги, а я ее не пускала. Видно, бабушка насмотрелась бандитских сериалов, их гоняют по всем каналам с утра до вечера. И слова оттуда позаимствовала. Бабулька кричала, что нечего здесь устанавливать свои порядки, она установит свои собственные!

— Тетя, что ты хочешь от людей? Они Господа распяли… — пробормотал Каховский, вспомнив бабу Таню.

А судьба… Ну что такое эта пресловутая судьба? Непостижимая сила, направляющая человеческие жизни, себе в угоду унижающая и втаптывающая в грязь беззащитных, добрых и умных и высоко возносящая себялюбцев, глупцов и негодяев. Судьба… Только бодрые и безгранично самоуверенные способны подчинить ее себе так же, как она изощренно, играючи швыряет в разные стороны людей растерянных и слабых.

Почему люди так любят именно слово «судьба» и вечно кивают на нее?.. Почему не говорят: «Все во власти Господа»?

Баба Таня всегда повторяла: «Господь все управит…»

— Я, Мишенька, была недавно на экскурсии на Новодевичьем кладбище, — тихо продолжала тетя Бела, — и сотрудник нам рассказал, что на кладбище полно неизвестных могил. Мы спрашиваем его: «Как же так? Ведь даже правительство сюда приезжает…» А он в ответ: «Да наше правительство с живыми пенсионерами разобраться никак не может, что уж говорить про покойных!»

В самую точку… Действительно, что говорить о покойных…

Сначала тихо, неслышно, почти незаметно ушла навсегда баба Женя. Она в гробу занимала так мало места, хотя он и был невелик, что, казалось, стеснялась и здесь кого-то обидеть, кому-то помешать самим своим присутствием. Миша поцеловал бабу Женю и отпрянул.

— Будешь прощаться и целовать, — наставляла его баба Таня, — ничего не бойся! Но помни: баба Женя будет совсем холодная.

Все равно он испугался, так обожгло его этим холодом, словно отталкивающим от себя, каким-то злым, страшным, опасным…

А с бабой Таней Миша даже не успел проститься… Был в Германии, задержался там немного больше, чем предполагал… Дела, дела… Баба Таня давно прибаливала. Да кто в таком возрасте не болеет?.. Когда прилетел в Москву, узнал, что бабы Тани больше нет… В Калязин Михаил не поехал. Нечего душу травить! И без того вытравленная… А могила… Ну что толку, если Каховский поплачет на могиле бабы Тани?..

«Продала я твою душу, драгоценный ты мой, единственный…»

Найти Любочку виднейшие российские детективы оказались не в силах. Она попросту сгинула. Очевидно, очаровывала очередного мужа где-нибудь высоко в горах.

— А вот если вы опять поедете в Куршевель… — осторожно намекнул Каховскому один из сыщиков.

То, что требовалось…

— Поезжайте туда сами! — рявкнул Михаил.

Всю ночь он лежал без сна. За стеклопакетными окнами бушевала сырая мартовская помесь дождя со снегом. На земле картинно-красивые снежинки тут же слипались в жидкие, отвратительные, грязно-серые комки. Московская невыразительная весна… Или наоборот, чересчур выразительная. Равнодушно отсчитывали время старинные часы с маятником. Издалека словно доносился подзабытый голос: