Сладкий грех - Дебра Маллинз Страница 55

Скрипка проникновенно пела о любви матери и ребенка. Рыдала о невыносимой горечи утраты и отчаянии. Оплакивала разбитые сердца и искалеченные жизни.

Музыка накрыла ее мощной волной, заставила почувствовать мучительное отрицание, гложущее чувство вины. Ужасную, горькую, ни на миг не утихающую боль. Ответственность и страдание. Пытку от сознания того, что ты жив. Она терялась в ней, тонула.

Потом — вдруг слабый проблеск света. Надежды. Любви, заново родившейся на свет.

К тому моменту, когда скрипка издала последние звуки, слезы градом катились по ее щекам.

Вайльд открыл глаза — они были закрыты во время исполнения — и посмотрел на нее. Она возилась со своим ридикюлем, пытаясь извлечь оттуда платок. Крошечный ридикюль выпал из дрожащих рук. Вайльд тут же опустился перед ней на колени, кладя скрипку на пол и подавая ей сумочку. Но ее руки все равно не могли справиться с завязками.

Он мягко отстранил ее трясущиеся пальцы, ослабил шнурок, затягивавший сумочку, и достал из нее платок. Но вместо того чтобы отдать его ей, он сам принялся вытирать ей слезы.

От его нежности она окончательно утратила над собой контроль. Она прижала свою дрожащую руку к его руке.

— Это было самое проникновенное произведение, которое я когда-либо слышала. Я потрясена до глубины души.

Он на миг опустил голову, уткнувшись взглядом в ковер.

— Спасибо.

— Так ужасно, — пролепетала она. — В одночасье потерять жену и неродившегося сына. Это был несчастный случай? Болезнь?

— Нет. Совсем другое.

Он вложил платок в ее руку и опустил сумочку на колени. После чего поднялся и пошел ставить скрипку на специальную подставку.

Она следила за ним взглядом, недоумевая, отчего он весь будто окаменел, почему его движения вдруг стали резкими и угловатыми.

— Вы не хотите рассказать мне, что произошло?

Он не ответил, а просто молча вернулся за пюпитром. Взяв его в одну руку, а ноты в другую, он отнес пюпитр обратно в угол. Затем повернулся к столу и бросил ноты, по которым только что играл, в общую кучу.

— Вайльд? Пожалуйста, ответьте.

Он весь напрягся, как струна, оперся обеими руками о стол и опустил голову.

В комнате повисла тишина. Тяжелая. Напряженная. Как душная накидка в летнюю жару.

Миранда поднялась с места, положила платок вместе с ридикюлем на кресло, на котором сидела, и направилась к нему. После секундной нерешительности она осторожно коснулась его руки.

Он стряхнул ее руку и посмотрел ей в глаза. В его темных глазах читалась неприкрытая мука, рот страдальчески кривился. От него веяло опасностью, непредсказуемостью.

Он был истерзан.

Боль, исходившая от него волнами, была практически осязаема. Она не могла вот так его оставить. Она отважно подошла к нему еще ближе и положила руку на грудь. Она чувствовала ладонью, как бьется его сердце. Оно было полно жизненных сил. Что бы он ни делал, во все вкладывал душу, страсть.

Он стоял неподвижно, только ноздри раздувались.

— Случилось что-то ужасное, — прошептала она. — Я вижу. А самое страшное, что вы не можете об этом даже говорить.

Он закрыл глаза, содрогаясь всем телом.

— Вайльд. — Она подошла к нему вплотную, обвила шею руками и положила голову ему на грудь. — Мне так жаль, что вам довелось пережить столько страданий.

Из его груди вырвался звук — то ли всхлип, то ли смех, то ли крик боли. А может, все вместе. Он тоже обхватил ее руками, крепко прижав к себе, словно норовя раздавить. Как будто это помогало ему вытеснить страдание наружу.

Миранда прильнула к нему, стараясь Принять на себя хотя бы часть его боли. Как вообще она могла подумать, что этот человек способен бросить женщину, ждущую от него ребенка? Он так остро все переживал. Он никогда не смог бы так просто избавиться от человека, который в нем нуждался.

Он зарылся лицом в ее волосы. Он водил руками по ее спине, но не для того, чтобы возбудить, а чтобы убедиться, что рядом с ним настоящий, живой человек. А она продолжала шептать ему утешительные слова, надеясь дать ему тем самым силы вернуться к реальности.

— Она убила моего ребенка, — сдавленно произнес он.

Она вся содрогнулась внутри, но постаралась этого не показать.

Он выпрямился и заглянул ей в глаза. Боль залегла складками в уголках его глаз и губ, заостряя черты лица и делая его похожим на старика.

— Она убила моего ребенка, — повторил он более отчетливо. — И во время этого погибла сама.

— Ох, Вайльд…

— Это был брак по расчету. — Он наконец отпустил ее и наклонился к бару, стоявшему прямо у стола, который Миранда поначалу не заметила. Оттуда он извлек бутылку, бокал и вопросительно посмотрел на нее.

Она отрицательно покачала головой.

— Спасибо, не нужно.

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я немного пригублю. — Не дожидаясь ответа, он открыл бутылку и налил немного ликера в бокал. — Брак был устроен нашими отцами. Она была очень красивой и, как я обнаружил потом, не менее самовлюбленной. — Он задумчиво посмотрел на ликер и сделал большой глоток. — Настолько самовлюбленной, что боялась, что ребенок испортит ее красоту.

— О, нет!

Миранда в ужасе зажала рот рукой.

— Она пошла к местной знахарке, которая дала ей какие-то травы. Это снадобье должно было помочь ей избавиться от ребенка.

— Но она ведь не могла не знать, что рано или поздно вы захотите, чтобы она родила вам наследника.

— Ее это не волновало. Для нее важен был лишь престиж, который давал ей статус герцогини, и собственная внешность. Она буквально взбесилась, когда обнаружила, что беременна. Я думал, что это естественный страх перед родами или что-то подобное. Наверное, стоило отнестись к этому более серьезно. Но я был вне себя от счастья, что скоро стану отцом. — Он разом выпил до дна все содержимое бокала. — Она погибла, а вместе с ней и ребенок. А я и пальцем не пошевелил, чтобы не дать этому случиться.

— Откуда вам было знать, что она собирается причинить себе вред?

— Себе? Нет, собой она рисковать не собиралась. Только ребенком. — Он поставил стакан на стол. — Только моим ребенком.

— Ужас какой. — В горле застрял комок, она обхватила себя руками. — Теперь я понимаю, почему вы избегаете Джеймса.

Он потер глаза рукой.

— Да, он напоминает мне о том, кого я потерял.

— Мне очень жаль, что я вот так ворвалась в вашу жизнь и навязала вам Джеймса.

— Что? — Он вскинул голову и изумленно на нее уставился. — Вы хоть сами понимаете, что вы для меня сделали, Миранда Фонтейн? У меня внутри все было мертво, пока на пороге моего дома не возникли вы, с вашими высокоморальными принципами и упрямством, и не вернули меня к жизни.