Большие девочки не плачут - Франческа Клементис Страница 54

Дэвид не любил загадки. Пароль придумал начальник лаборатории «Перрико», а Дэвид уже давно подозревал, что этот человек недолюбливает его.

— И какой же пароль?

— Да как ты мог забыть такое? ХИТРЫЙ ДЕЙВ, — со смехом ответила Джейн.

Нэнси Ризенталь едва не захлопнула дверь перед носом Марины.

— Спасибо, в рекламных агентах не нуждаемся, — начала было она, но тотчас у нее от изумления перехватило дыхание.

— Марина! Это ты? Не может быть.

— Я, мамочка.

Марина стояла у порога, ощущая себя десятилетней девочкой.

Нэнси прижалась к двери, чтобы не упасть. В доме уже давно не было незнакомых людей, но именно незнакомка перед ней и стояла. Совершенная незнакомка.

— Я думала, это кто-то из консервативной партии.

Марина рассмеялась, но вдруг поняла, что это самое большое оскорбление, которое могла нанести ей мать (после «толстушки»).

— Кто там, любовь моя? — выкрикнул откуда-то из дома Дональд.

То, что он не в саду, удивило Марину. А не проводил ли он все время в саду раньше, когда она была дома? — с ужасом подумала она. Она вообразила себе, что отец избегает общества Нэнси столь же тщательно, сколь и Марина. Может, они с матерью на самом деле были очень счастливы вместе, и это Марина разделяла их?

Ей эти мысли ничуть не понравились. Она осторожно подтолкнула дверь, чтобы можно было войти в дом и посмотреть, как живется родителям, не ждавшим ее в гости.

— А мы тебя не ждали, — виновато произнес Дональд, услышав ее голос. А когда увидел, то побледнел. Марине показалось, что он сейчас рухнет без сознания.

— С тобой все в порядке, папа?

Она подбежала к нему, чтобы схватить его за руку на тот случай, если он потеряет сознание. Однако мать подбежала к нему первой и встала живой стеной — своего рода эмоциональная защита от неожиданных сюрпризов.

— С твоим отцом все в порядке. Он немного шокирован, вот и все. Да мы оба шокированы. Ты не говорила нам, что придешь. И что ты…

Она не закончила фразу. Только сейчас она начала осознавать, какая масштабная трансформация произошла с ее дочерью. Марина являла собою совершенный дочерний образ. Стройная, красивая, ничего лишнего. Студийная фотография, которую изучают в поисках недостатков. Женщина, которой хотел бы обладать любой мужчина.

Она больше не была дочерью Нэнси. Все их отношения основывались на принципе притеснитель/притесняемый. Материнство Нэнси свелось к решимости, в духе Свенгали [38], совершенно изменить Марину. И вот Марина превратилась в идеал, о котором Нэнси всегда мечтала.

Но она сделала все сама, а это совершенно несправедливо. При чем тут материнство Нэнси, когда ее дочь добилась своего только после того, как совсем избавилась от материнского влияния? Разве имеет Нэнси какое-то отношение к тому человеку, в которого превратилась Марина? Как честная женщина, она не могла смотреть своим подругам в глаза и утверждать, что сыграла хоть какую-то роль в создании этой красивой женщины. Она чувствовала себя обманутой.

Марина не имела представления, о чем думает ее мать, но такой реакции она точно не ожидала. Не стоять же так бесконечно! Поэтому она смело задала вопрос, которого от нее не ожидали.

— Ну, что скажешь?

Она вытянула руки и стала кружиться, словно балерина в пачке. Движения ее были такими свободными, что родители вздрогнули. Они отступили на шаг на тот случай, если она потеряет равновесие и упадет на них. На долю секунду им показалось, будто это все та же толстая неуклюжая девочка, которая в детстве прыгала по дому.

Первым заговорил Дональд.

— Выглядишь ты отлично, любовь моя. Сама на себя не похожа, если понимаешь, что я имею в виду.

Она понимала. Она испытывала такие же чувства всякий раз, когда смотрелась в зеркало. Она ждала, что отец сейчас подойдет и обнимет ее. Или похлопает по плечу. Или коснется. Если и есть оправдание для группового объятия, тот это был как раз тот случай. Но он продолжал стоять, чуточку загороженный Нэнси.

— Ты, мама, так ничего и не сказала.

— Ты была больна? Мы так давно ничего о тебе не слышали. И не видели тебя с Рождества, и тут ты являешься как гром среди ясного неба, вся такая тонкая. Что мы должны думать?

Марина попыталась скрыть свое разочарование. Однако ее попытка обратилась в гнев.

— Нет, я не болела. Я не была дома, потому что мне казалось, вам неинтересно меня видеть. Я была занята своей карьерой. Той самой, о которой вы меня ни разу не спрашивали. Ездила по миру, организуя кампании в сотни миллионов фунтов, и всякое такое. Все это не так впечатляет, как приготовление яичницы или жареного картофеля для мужа и пятерых детей, но это моя жизнь.

Нэнси рассердили эти нападки на ее ценности.

— Ну зачем же так злиться? Просто мы ошеломлены, вот и все. И обеспокоены. Ты ведь никогда не была такой худой. Любая мать встревожилась бы, если бы ее дочь сбросила столько лишнего веса.

Марина крепко задумалась, прежде чем ответить. Она знала, что сейчас соврет. К родителям она явилась главным образом затем, чтобы наконец услышать от них слова одобрения. Ей хотелось, чтобы они восхищались ее успехами. Она знала, что рассказом об эксперименте с новым препаратом их не склонить на свою сторону. Дисциплина — единственный мотив, который они стали бы уважать.

— Диета и упражнения, вот и все.

Солгав, она не ощутила вины. Дети беспрерывно лгут своим родителям, начиная с ненастоящих слез в колыбели до наглого вранья в подростковом возрасте и недоговоренностей в зрелые годы. Только это и позволяет сохранять зыбкое единство семьи.

И тут Дональд сделал шаг вперед и с гордостью погладил ее руку.

— Молодец, любовь моя.

А вот на этот раз Марина ощутила вину за свою ложь.

Нэнси тоже приблизилась к ней, потому что никогда не отпускала от себя Дональда дальше чем на несколько футов.

— Ну ладно, Марина, молодец. Если, разумеется, это только диета и упражнения.

Это подозрение, основанное на проницательности, вмиг нарушило душевное равновесие Марины. Нэнси тотчас напустила на себя самодовольный вид, поскольку верно во всем разобралась. Ее волновало только одно — на какие ухищрения Марине пришлось пойти, чтобы настолько измениться.

Было очередное Рождество. Дональд скрылся в сарае. Марина и Нэнси сидели друг против друга в гостиной. Перед ними, точно обвинение, были разбросаны остатки пищи. Телевизор был включен, и сообщения о глобальных несправедливостях, сообщаемые мрачным тоном, перемежались с фирменными охами Нэнси.