Красотки из Бель-Эйр - Кэтрин Стоун Страница 54

Действительно ли Эллисон ждала, что Питер позвонит ей? В конце концов, ее клиентом был Стив, а не Питер. И непомерные похвалы Белмиду расточал Стив, но было бы очень приятно, если бы и Питер как-то проявил себя… если только ему понравился его новый дом, если он вообще его заметил.

Мнение Клер о Питере – высокомерный, надменный, трудно угодить, – как видно, оказалось абсолютно верным. А ощущения Эллисон – печальный, одинокий, приятный Питер, – очевидно, были ошибочными.

Но до этого момента Эллисон не хотелось пересматривать свое первое впечатление. Она прочла пьесы Питера, читала и плакала над ними, и долгими часами размышляла об этом несчастном человеке, который написал такие красивые, несчастные слова. Но теперь…

– Эллисон?

Буря исчезла из его глаз, оставив только нерешительность.

– Привет, Питер.

– Я вас не узнал. Извините.

– Мои волосы. – Эллисон провела рукой по мягким кудрям. «Мои волосы и то, о чем вы думали, когда я подъехала».

– Да. – Питер улыбнулся. – У меня такое впечатление, что я живу в картине французских импрессионистов.

– Мне кажется, я перестаралась.

– Нет, вовсе нет. Белмид очарователен… великолепен. – Питер тихо добавил: – Мне следовало раньше сказать вам об этом.

– Не важно.

– Нет, важно. – Питер был покорен Белмидом, но подумал: «Мне незачем жить в этом милом доме!» Теперь, глядя в задумчивые зеленые глаза, видя разрумянившиеся щеки, Питер понял, что ему следовало сказать ей, как прекрасен этот дом. Возможно, он не заслуживает жизни в таком доме, но Эллисон Фитцджеральд заслуживает того, чтобы услышать похвалу своей работе. – Это действительно важно, и я прошу прощения. Так что с запозданием, но спасибо вам.

– Да не за что.

– Оладье очень понравились ее подушки. Она не привыкла к такой элегантности.

Оладья? У Питера Дэлтона, писавшего такие драматичные пьесы, спаниель по кличке Оладья? Какая прелесть!

– Что ж, – покраснела Эллисон, – я рада, что Оладье они понравились.

Последовавшее молчание заполнилось тихим ржанием лошадей и неуверенными улыбками.

– Мне правда пора ехать, – сказал наконец Питер. – Нам со Стивом нужно подобрать еще несколько мест для съемок.

– Было приятно снова увидеться с вами, Питер.

– Было приятно снова увидеть вас, Эллисон.

– Его, должно быть, отправили не туда в О’Хэйре, – объяснил Уинтер и Марку служащий в отделе пропавшего багажа в аэропорту Логана. За первые два часа своей смены он повторил это уже пятидесяти пассажирам. – Если вы заполните этот бланк, мы доставим чемодан по вашему адресу в Бостоне, как только он прибудет.

– И когда же?

– Вероятно, уже завтра утром.

Уинтер весело пожала плечами, взяла бланк и пошла к стойке, чтобы его заполнить. Не имеет значения. Ничто не имеет значения. Она с Марком, и желание в его синих глазах сказало ей, как сильно он по ней скучал.

– Ты дашь мне какую-нибудь свою рубашку? Мое шелковое неглиже – вот подожди, ты его еще увидишь! – в Чикаго.

– Ты мне очень нравишься без одежды, – прошептал Марк, обнимая и целуя ее.

– Мне тоже нравится эта мысль…

Уинтер ничего не было нужно, кроме Марка, за исключением…

Уинтер и Марк договорились не делать рождественских подарков. Уинтер знала, что в Бостоне Марк будет слишком занят, чтобы ходить по магазинам, а до его отъезда ей тоже не хотелось тратить на это драгоценное время.

Поэтому подарка не было, только сюрприз, способный устранить тревогу, которая нет-нет да и мелькала в глазах Марка, хотя с того солнечного утра в долине Сан-Хоакин он никогда об этом не вспоминал. «Я вынула спираль, Марк. И теперь я… мы… будем пользоваться диафрагмой».

Но диафрагма лежала в чемодане в Чикаго. Уинтер небрежно, счастливо, бездумно бросила ее туда вместе с романтичным шелковым неглиже.

Свернувшись в клубочек в объятиях Марка, пока такси везло их на его квартиру, Уинтер думала: «Это Марк. Он мне нужен. Я сделаю это только один раз, в ночь любви, которую не пропущу ни за что на свете».