Набоб - Ирэн Фрэн Страница 54

Сарасвати больше не издавала ни звука. Брахман положил листок на постель, вид у него был удрученный. Он повернулся к повитухе:

— Советовала ли ты ей во время беременности молиться каждую субботу богу-обезьяне Хануману?

— Да, она это делала… — пробормотала Сита. — Дхарма! Дхарма! Похититель оказался сильнее, брахман.

— Нет! Эта женщина еще борется с демоном. Жизнь в ней не угасла. Сарасвати — воительница.

— Что ты говоришь?

— Воительница, — повторил Мохан.

Сита не поняла. Но она видела, что брахман говорит это самому себе.

— …Воительница, — опять пробормотал он.

Фигура за занавесом содрогнулась.

* * *

Когда взошло солнце, раздался крик новорожденного. Но повитуха нахмурилась:

— Девочка не выжила.

Брахман улыбнулся:

— Да… Но ее сын будет жить!

В свете разгорающегося дня Сарасвати открыла глаза:

— Ребенок умер?

— Первый ребенок! — ответила Сита. — Только первый!

Сарасвати тряхнула головой.

— Это были близнецы, — продолжала повитуха. — Близнецы! Поэтому тебе и было так больно!

— Близнецы, — повторила Сарасвати. — У меня остался сын?

— Погоди, погоди, моя красавица. Для него еще столько нужно сделать!

Сарасвати увидела Мохана.

— Ты спас меня. Ты спас моего сына.

— Похититель побежден, царица.

— Да, но девочка умерла. Где она?

— Ее унесли к реке; ее нельзя было оставлять здесь. Но не скорби о ней: ее душа была чиста, так же чиста, как душа брахмана, и она скоро возродится. Дхарма!

— Дхарма! — повторила Сарасвати.

Обитатели зенаны опять засуетились. Нынче утром будет много разговоров. Вопли повитухи разбудили всех. Судя по звяканью кувшинов и тазов, все совершали большое омовение.

— Тебя благословили боги, царица, знай это! Поверь человеку аюрведы: когда рождаются близнецы, мальчик и девочка, обычно умирает мальчик, если боги решают погубить одного ребенка.

— Дхарма, дхарма… Покажи мне моего сына.

— Какая ты нетерпеливая! — воскликнула Сита. — Значит, к тебе быстро возвращается жизнь! На, посмотри на своего сына, его смазали золотым порошком, медом и маслом! И отпусти брахмана, он должен составить гороскоп. Ну вот! А теперь я должна омыть младенца водой с кардамоном.

— Ему уже дали пососать золотую ложечку?

— Конечно, госпожа. Не успел он расправить легкие, как амброзия коснулась его губ.

— Бхавани…

Сарасвати видела все как в тумане, но она узнала раджу, появившегося в глубине комнаты.

— Сын… Так у меня сын!

Ребенок заплакал; Сита передала его отцу.

— Сын мой, — воскликнул раджа, — я желаю тебе мудрости! Пусть тебя никогда не покидает мведа, да сопутствуют тебе процветание, долголетие, ум, сила и защита богов!

Сарасвати улыбнулась и закрыла глаза. Она победила. Бхавани был здесь, сияющий, тихо нашептывающий на ухо ребенку священные слова. Еще две недели, вплоть до ее второго омовения, Бхавани не подойдет к ней, не сможет даже коснуться ее, но она была счастлива: она дважды выполнила свой долг женщины. Она попросила дать ей ребенка.

— Вот ведь нетерпеливая, — ворчала Сита. — Говорю же тебе, с ним все в порядке!

— Он прекрасен, как солнце. У него твой цвет кожи… — сказал Бхавани.

Он действительно был бледным и таким легким! Сарасвати приласкала его.

— Он не очень слабенький, Сита? Смотри, какой он бледный.

— У женщин Севера рождаются дети со светлой кожей. Посмотри на его глаза!

Они были не такими, как у Гопала. Более светлые, более ясные, в них можно было сразу узнать взгляд его матери.

— Я думаю, он будет спокойным. Спокойным и мечтательным… Такие глаза… Но какое имя ему следует дать?

— Брахман еще не закончил составление гороскопа. Надо подождать, пока он скажет нам первую букву, — ответил Бхавани.

— И послать кого-нибудь захоронить пуповину, — добавила повитуха.

Раджа бросил на нее торжествующий взгляд и ушел. Вдруг Сита задрожала. Она лихорадочно обшарила комнату взглядом, потом стала переворачивать все находящиеся в ней предметы.

— Что случилось? — спросила Сарасвати.

Сита не ответила. Она еще два или три раза передвинула тазы.

— Этого не может быть, госпожа, этого не может быть…

— О чем ты? Позови ко мне служанок; ты устала, я тоже. Поди поешь и выспись!

Сита опустилась перед царицей на колени:

— Прости меня, госпожа, прости меня… Похититель охотился не за твоим ребенком, или, скорее, похитительница…

— Похитительница? О чем ты?

— Охотились за твоей силой, госпожа. Пуповину украли…

* * *

Мохини, как сумасшедшая, мчалась по длинным коридорам зенаны. Задохнувшись, она остановилась на пороге комнаты Сарасвати.

— Должна ли я рассказать ей? Она, наверное, так утомлена…

Она не заметила, что думает вслух. Перед ней вдруг появился Мохан.

— Мохини, если ты знаешь что-то такое, что поможет отогнать зло, то нужно рассказать.

Мохини от неожиданности вздрогнула.

— Так ты усилишь защиту, Мохан?

— Похитители могут напасть еще раз!

— Похитители… Или похитительницы?

— Говори, я приказываю. Но не царице. Иди сюда. Она спит. — Брахман подтолкнул Мохини в угол. — Первая супруга, не так ли?

— Как ты догадался?

— Мохини, я угадываю, что думают звезды, боги, люди, звери, даже растения. Что бы стало с нашим миром в эру Калиюги, если бы не осталось на земле существ, способных предчувствовать?

— Женщины тоже иногда предчувствуют, — сказала Мохини. — Я уже давно подозревала. Но то, что произошло теперь… Это такой ужас, такой ужас! Нет, я даже представить себе такого не могла. Я думала, что это какая-нибудь сумасшедшая неприкасаемая, что такие преступления могут совершать только женщины низких каст!

— Ненависть поражает и брахманов, и кшатриев, Мохини.

— Мохан! Я еще не пришла в себя. Этот запах… Я не могу больше! Она даже не пряталась, представляешь? Она все приготовила сама.

— Ни одна служанка, даже самая злобная, не согласилась бы сделать это. Но успокойся. Время от времени такое случается. Уже два или три раза в Годхе бывало, что ревнующая женщина крала и съедала пуповину сына своей соперницы. Первая супруга думает, что это вернет ей плодоносную силу, и может статься, так и случится. Видишь ли, Мохини, брахман, дух чист, вечен и неизменен. Боги же уже загрязнены преходящими поступками, их могущество может проявляться и в жестокости. Кали, как и Кришна, не лишена страсти. И это хорошо.