Пожар страсти - Белва Плейн Страница 54

Юбка из обивочной ткани все еще висела в шкафу. Из той же ткани она сшила жакет, который также повесила в шкаф. Светло-зеленое платье, сшитое Гиацинтой для Францины и взятое той в Мехико, она воспроизвела из зеленого атласа. В шкафу висело и черное платье с воротником, стилизованное под семнадцатый век и отделанное белыми кружевами, серый шерстяной костюм с алым кантом, расклешенный льняной костюм, различные брюки и блузки.

Однажды, перебирая свои изделия, Гиацинта подумала, что все эти изысканные, созданные ею вещи приносят радость в процессе их создания. У нее никогда не возникало желания надеть их. Одежда самой Гиацинты вполне отвечала образу ее жизни: занятия, уик-энды с женщинами, с которыми она подружилась, визиты Францины в Нью-Йорк. Кстати, круг общения Францины был гораздо шире, чем у дочери.

Посещения Франциной Флориды длились не более двух дней. К Гиацинте приезжали дети, но тоже на короткое время. Арни, появляясь в городе, приглашал ее на обед, и никогда – в номер своего отеля…

Казалось, того вечера вообще не было. Гиацинтой владели сложные чувства: она испытывала к Арни благодарность и глубокое расположение. О том, что чувствовал сам Арни после того, как она отвергла его, Гиа могла лишь гадать. Очевидно, он хотел ее видеть – иначе зачем бы ему навещать ее? Наверное, у него были другие женщины, которые давали ему то, что не дала она. Возможно, он жалел Гиацинту, узнав про историю с пожаром.

Стоя однажды перед своими работами, рассеянно глядя на них и размышляя о своей жизни, Гиацинта решила попытаться продать их. Не прошло и пятнадцати минут, как она сложила все в большую коробку, спустилась вниз и взяла такси. Через десять минут она приехала в самый фешенебельный магазин на Мэдисон-авеню и показала свои изделия управляющему.

Наблюдая, как он изучает содержимое коробки, Гиацинта подумала: не удивило ли его такое эксцентричное поведение? Через минуту она почувствовала ужас от своей дерзости и ощутила желание убежать из магазина.

Впрочем, элегантный управляющий не казался шокированным. Напротив, проявил явный интерес. В молчании проходили минуты. Только тихо шуршала папиросная бумага, в которую были завернуты изделия.

– Мне нравится серый костюм, отделанный алым кантом, и кружевная блузка. – Управляющий улыбнулся.

Он доставал из коробки одну вещь за другой, внимательно разглядывал, а затем аккуратно упаковывал.

– Ваши работы интересны. Вы, должно быть, не ожидали положительного ответа?

Гиацинта покачала головой.

– Напишите ваше имя, номер телефона и несколько слов о себе. Нам нужно подумать. Я непременно дам вам знать.

В странном состоянии, не понимая, не дурачит ли ее этот джентльмен, Гиацинта взяла коробку и на такси вернулась домой.

Через несколько дней Гиацинте позвонил незнакомый джентльмен. Она сразу подумала, что сейчас услышит вежливый отказ.

Но это оказался секретарь весьма знаменитого модельера – Лины Либретти. То, чем Шанель была для Парижа сорок лет назад, тем сегодня была для Нью-Йорка Либретти. Гиацинте предложили выставить костюм в магазине на Мэдисон-авеню и спросили, не привезет ли она свои работы в офис завтра или послезавтра.

Ошеломленная Гиацинта положила трубку. Она, конечно, знала Лину Либретти, поскольку та несколько раз выступала у них в школе. Эта смуглая подвижная женщина говорила с сильным европейским акцентом. На следующий день Гиацинта отправилась на Седьмую авеню, окрыленная надеждой, но не верящая в свою удачу.

Громадный стол в просторной комнате был завален журналами, вдоль стен стояли полки с папками и фотографиями знаменитостей. За громадным столом сидела миниатюрная женщина. Выступая в классной комнате, она не казалась Гиацинте такой маленькой.

Дама встала и, приветливо улыбнувшись Гиацинте, тут же приступила к делу.

– Вам не следовало привозить все это. Я знаю вашу работу, ваши эскизы. Разве вы не помните, что я была в вашем классе?

– Очень хорошо помню.

– Да. Я вас тоже помню. Мне хотелось поговорить с вами в конце семестра, но я не люблю отвлекать студентов в середине года. Однако вы вынудили меня. Вы произвели впечатление там. – Широким жестом она показала в сторону Мэдисон-авеню. – Я делаю четыре выставки в год, и у меня все тут же раскупают. Но думаю, что вы об этом тоже слышали.

Гиацинта кивнула.

– На меня вы тоже произвели впечатление. По-моему, вы разбираетесь в искусстве и чувствуете природу. Я права? Да вы садитесь!

Эта женщина была весьма неординарной и, без сомнения, умной.

– Так я права? – повторила мисс Либретти.

– Да, я занимаюсь… точнее, занималась живописью. А выросла я в маленьком городке среди сельских ландшафтов.

– Ну вот, – перебила ее Либретти. – Я увидела это в вашей работе – все эти листья и оттенки неба. Свежесть. Может, вам это покажется вздором, но вы очень хороши, дорогая, очень хороши! Я уже старая женщина, мне за семьдесят, мимо меня прошли сотни людей. Они все думают, что у них талант, бедняжки, хотя он мало у кого есть. Они считают себя оригинальными, но сколько этих оригинальных? – Лина Либретти засмеялась. – Я сама не слишком оригинальна. Хотите работать у меня? Я научу вас гораздо быстрее, чем это сделают в школе.

Сердце у Гиацинты неистово забилось.

– Хорошо, я вижу, что вы придете. А теперь откройте эту картонку и дайте мне взглянуть на ваши произведения. Вы на днях просто ошеломили того бедного управляющего.

Только через полгода Гиацинта реально оценила случившееся. С одной стороны, ей предстояло многому научиться и ее первоначальная эйфория исчезла на второй день пребывания в заведении Лины Либретти. Гиацинта постоянно боялась, как бы ей не сказали, что она не подходит и произошла прискорбная ошибка.

Никогда еще Гиацинта не видела рабочий зал, где при невероятно ярком освещении сидели и стояли мужчины и женщины, которые шили, кроили и отделывали предметы фантазии модельеров. Только журналы мод изображали, как модельер драпирует живую модель. Сама Гиацинта лишь однажды проделала такой опыт с Франциной.

Ошибки обескураживали ее, она боялась выговоров Лины, подмечавшей каждую ее оплошность. Однажды Гиацинта даже сказала, что Лине лучше уволить ее, на что та ответила:

– Не будь идиоткой! Ты останешься здесь и после меня, если захочешь.

Гиацинту переполняли идеи. Она посетила музей костюма, китайскую выставку, Центральный парк – и все давало ей импульсы для новых замыслов. Кружева на детском чепчике преобразовывались в оборки на бальном платье, а сари – в развевающиеся рукава.

Лина кивнула.

– Хорошо. Теперь давай выкроим. Наблюдай за мной внимательно.

Когда тот магазин, куда Гиацинта носила свои первые образцы, заказал ей несколько работ и выставил под именем Либретти, появилась статья в популярном журнале мод, где сообщалось, что новая модельерша молода и что зовут ее Гиацинта.