Если сердце верит - Барбара Делински Страница 54

— Ничего на первых страницах?

— Вообще ничего. На всех страницах.

Повисла пауза, и Джон представил себе, как Лили сводит брови, думая о желанном опровержении и решая, можно ли в данном случае считать отсутствие новостей хорошей новостью. Наконец с робкой надеждой Лили сказала:

— Это ведь неплохо, правда?

Джон ответил, что, наверное, да. Он просто не видел смысла огорчать ее. Да, отсутствие новостей о скандале «Россетти — Блейк», возможно, означало, что пар уже выпущен и от сенсации ничего не осталось. Если «Пост» пойдет на публикацию опровержения, то уж наверняка сделает это как можно незаметнее, скорее всего в тот момент, когда о скандале все и думать забудут.

Но Джон знал, как работает пресса. Она редко признает свои ошибки, а опровержения публикуются лишь под сильным давлением. Обычно как только сенсация выдыхается, о ней просто забывают.

К происходящему Джон относился со смешанным чувством. Лили хотела добиться опровержения, и он желал ей удачи. Но Джону было бы лучше, если бы скандал просто заглох. Чем дольше он длится, тем больше успеет раскопать свободный журналист. Джон решил сам заняться этим делом.

Но в тот день ему было не до раскопок. «Лейк ньюс» поглотила его внимание, как только он прибыл в офис, и не отпускала до того момента, когда последняя страница была отправлена в печать. Это случилось уже в два часа, позже крайнего полуденного срока, который Джон обычно выдерживал. Впрочем, опоздание не имело особого значения. Владел типографией его приятель по зимней рыбалке, и Джон, как правило, расплачивался за срочность приглашением на обед к Чарли.

До выпуска тиража оставалось еще шесть часов. Поэтому, заехав к Чарли за продуктами, Джон отправился навестить Гэса. Приближаясь к Риджу, он ощущал знакомую тяжесть под ложечкой. Его раздражало, что даже во время золотого листопада деревья здесь оставались какими-то бледными; ему снова было тошно от запаха мусора, вытеснившего привычные для осени ароматы тыквы, сидра или сосен. Входя в отчий дом, он опять почувствовал, как сжалось сердце.

Хотя Дульчи убирала здесь только сегодня утром, уже ничто не указывало на это: столик перед диваном был небрежно отодвинут, абажур торшера покосился; на диване валялись развернутые утренние газеты. То, что, вероятно, было завтраком — тарелка с кусками яичницы и тоста, — стояло прямо на полу.

— Отец! — позвал Джон и, подняв тарелку, прошел в кухню. Гэс сидел, сгорбившись за столом. Своими шишковатыми и потрескавшимися пальцами он зачем-то давил вилку.

— Что ты делаешь? — терпеливо спросил Джон.

Седые вихры старика слегка колыхнулись, но он не поднял глаз.

— Выпрямляю вилку. Она их гнет.

— Дульчи?

— А разве шуда кто-то ешшо ходит?

Джону вилка не казалась согнутой, но он не стал спорить и молча поставил тарелку в пустую чистую раковину. Красноречиво пустую.

— Ты что-нибудь ел сегодня?

— Не хотел.

Заподозрив, что у отца не было сил что-то себе приготовить, Джон ощутил новый укол совести. Он положил мороженое в морозилку, а молоко, сметану, яйца и жареного цыпленка, разделенного на порции, — в холодильник. Потом достал полбатона хлеба, привезенного еще в прошлые выходные, открыл банку тунца и смешал его с майонезом. Сделав три сандвича, сунул один из них в холодильник, чтобы Гэс съел его позже. Два других положил на тарелку, налил два стакана молока и сел за стол, чтобы составить отцу компанию.

— Газета только что ушла в типографию, — сказал Джон как бы между прочим. — Кажется, получился неплохой номер. — При этом он откусил большой кусок сандвича, чтобы подать пример Гэсу.

Но тот продолжал воевать с вилкой.

— Передовая статья о семьях, переехавших жить к нам в город.

— Они нам не нужны.

— Но мы нужны им. Это как раз главная тема. — Гэс не ответил, и тогда Джон добавил: — Это материал об уровне жизни. Очень модное сегодня словосочетание.

Гэс фыркнул:

— Ждешь?

— Нельзя же относиться к Риджу как к каким-нибудь городским трущобам, — заметил Джон, зная, к чему приведет этот разговор. Гэс непременно назовет его гордецом из большого города, который слишком много думает о себе. И потому Джон предусмотрительно сменил тему: — У нас с Армандом вышел спор насчет того, что можно и чего нельзя писать о Лили Блейк.

Гэс отложил вилку и уставился на еду.

— Ну, о Лили Блейк и кардинале из Бостона, — напомнил Джон.

— Думаешь, я должен иметь мнение нашшот этого?

— Многие горожане имеют, поскольку Лили наша землячка.

Гэс поднял на сына вызывающий взгляд.

Джон, посмотрев на него в упор, указал на сандвич:

— Ешь. — Он откусил еще. Прожевал. Проглотил. Потом, видя, что отец не клюет на наживку, решил пойти дальше. Джон понимал, что действует только в своих интересах, но все это было очень важно, и не для него одного. — Лили невиновна в том происшествии с Донни. Тебе ведь это известно, да?

Гэс быстро опустил взор и посмотрел на бутерброд. Джон понял, что отец знал все и стыдился этого. Во всяком случае, именно так он воспринял эту попытку отца спрятать глаза. Джону не хотелось верить, что у Гэса нет совести.

— Мне часто приходило в голову: а вдруг все сложилось бы иначе, если бы я оказался здесь? — снова заговорил Джон.

— Ты помог бы нам вшем не выглядеть дураками? — спросил Гэс.

— Нет. Я, может быть, спас бы Донни от того, что толкало его на преступление. Ведь до моего отъезда с ним все было в порядке. Я был плохим мальчиком, а он хорошим. Что же с ним случилось потом?

Гэс взял, наконец, сандвич, уронив кусок тунца на тарелку.

— Возможно, если бы я остался, — сказал Джон, — все сложилось бы иначе.

— Конешно, инаше. Тогда бы не он, а ты шам пропал к шорту. Так што я все равно шпаш бы только одного.

— Но почему же меня? Почему не Донни?

— Ш ней должен был оштаться только один.

«С ней» — это с матерью Джона. Сейчас она жила и здравствовала в Северной Каролине, вступив в новый, счастливый брак.

— Но почему именно я? — настаивал Джон.

— Шпроши у нее.

— Спрашивал. Миллион раз.

Сейчас он был в прекрасных отношениях с матерью, но тогда они с трудом находили общий язык. Джон всегда подозревал, что Дороти предпочла бы оставить себе его младшего брата, а отец распорядился иначе, зная об этом. Мать долго и тяжело переживала разлуку с Донни, но никогда не отвечала на вопрос Джона.

— Она всегда советовала спросить у тебя. Вот сейчас я и делаю это.

Гэс метнул в него красноречивый взгляд.

— Это она хотела ражводитьша. И я шкажал: «Прекрашно! Конешно, валяй. Только оштавь мне того шына, што полушше». Она так и шделала.