Искушение любовью - Кортни Милан Страница 52

— Ага. — Его голос тоже как будто замерз. — Все понятно. Но ведь… вы не… не могли же вы мне лгать во всем.

Было трудно сказать ему правду. Но оказалось, что сложить губы в холодную, безжалостную улыбку и придать лицу самодовольное выражение еще труднее.

— Да, — заявила она. — Это было очень правдоподобно, не так ли? Не могу поверить, что вы проглотили каждое слово.

Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он возразил ей. Глупая, глупая надежда — опять. Уголки его губ чуть приподнялись в саркастической усмешке. Он смотрел на нее, словно на змею, которая забралась в его прекрасный сад; как будто пытался преодолеть брезгливость и выкинуть ее вон.

— А я-то думал, что вы сумели превозмочь свою изначальную антипатию ко мне. Как же я ошибался. Должно быть, вы ужасно веселились за моей спиной. Хохотали, когда я вел себя как влюбленный глупец.

Джессика почувствовала, как внутри ее со звоном лопнула какая-то струна.

— Влюбленный? — в ярости прошипела она. — Да вы понятия не имеете, что такое любовь. Если вы называете влюбленностью это, то, значит, вы никогда не испытывали никаких эмоций! Вы же сдерживали каждый свой шаг. Всякий раз, когда я пыталась вызвать у вас страстный отклик, вы отшатывались от меня. И почему же вы это делали, сэр Марк? Потому что вы «не такой» человек. Потому что вы никогда не позволите себе хотеть. Умоляю вас, не притворяйтесь, что я разбила вам сердце, — я просто задела вашу гордость, не более того.

Он мрачно уставился на нее, и она заметила, что он то и дело сжимает и разжимает кулак.

— Я бы простил вам все что угодно…

— Да, — перебила Джессика. — Как счастлива была бы я, скажем, лет через десять. Когда узнала бы, что мой муж наконец-то снизошел до того, чтобы простить меня. Как прекрасно осознавать, что он всю жизнь считал себя выше и лучше меня, что мои грехи всегда были пятном, которое я не могла смыть, как бы ни старалась. Что каждый день он просыпался с мыслью о своем благородстве. Бьюсь об заклад, вы бы очень гордились собой, сэр Марк. Еще бы — какое великодушие! Опуститься до такого создания, как я!

У Марка вытянулось лицо, но Джессика отметила, что он не стал опровергать ее слов.

— Вы знаете, — сказала она, — меня действительно мучили угрызения совести. Мне казалось, что использовать вас вот таким образом — это дурно. Но, честно говоря, сэр Марк… вы заслуживаете того, чтобы вас пару раз макнули носом в грязь. Тогда бы вы подумали дважды, прежде чем заявлять, что готовы простить мне мои грехи.

— Вы не знаете, о чем говорите. — Он понизил голос. — Вы, черт возьми, даже представить себе не можете, через что я прошел. И чего я хочу — хотел — от вас.

Джессика задрала подбородок.

— Я знаю достаточно, чтобы понимать — чего бы вы там ни хотели в глубине своей загадочной души, вы никогда не позволите этому выбраться наружу. Я уверена в этом — точно так же, как и в том, что сейчас вы хотите меня ударить. Но вы никогда этого не сделаете. Нет, сэр Марк. Не важно, что вы чувствуете в эту секунду, — вы засунете все это в большую бутылку и заткнете пробкой, вместе со всеми остальными живыми человеческими эмоциями. Вы слишком долго добровольно запирали себя в клетку, чтобы позволить шлюхе вроде меня вывести вас из себя.

Он сжал зубы.

— Господи боже мой. Если бы вы знали…

Джессика помахала рукой.

— Но я никогда не узнаю, не так ли? Ничего, вы скоро обо всем забудете.

Одним движением он вдруг оказался рядом с ней. Его глаза угрожающе потемнели.

— Не. Смейте. Мне. Диктовать. — Он схватил ее за плечи. — Не смейте мне диктовать, о чем забывать, а о чем помнить. — Если бы это был другой мужчина, она бы всерьез испугалась. Но это был Марк. И даже теперь его тело противоречило его резкому тону. Она невольно начала дышать в одном ритме с ним. Он сжимал ее плечи крепко, но не больно. — Вы ничего не понимаете.

Он впился в ее губы, грубо, безжалостно. Его тело вдавилось в нее, и она почувствовала, как сильно он возбужден.

Любовь была в ярости. Ее уязвили, ей причинили боль. Но она жадно брала все, что могла получить. Он прижимал ее к стене, раздвигая губы языком, так, словно хотел выместить на ней весь свой гнев и разочарование. Сейчас в его прикосновениях не было ни капли любви или удивленного восхищения, как раньше — только вожделение.

Он немного наклонился и прикусил зубами ее шею. Джессика запрокинула голову и закрыла глаза. Она бы позволила ему делать с ней все что угодно.

Я люблю тебя.

Он отстранился от нее и окинул ее презрительным взглядом.

— Давайте. Напечатайте все это в газетах. Уверен, Найджел Пэррет будет счастлив. Расскажите всем, что вы подвели меня к самому рубежу. К крайней степени возбуждения. Что я едва смог от вас оторваться.

— Сэр Марк…

— Расскажите, что я доверил вам тайны, которые не смел открыть ни одной живой душе до вас. — Он медленно поднес руку к ее лицу, словно хотел дотронуться до нее на прощание. — Пусть в газетах напечатают, что вы поставили меня на колени, а когда добились своего, рассмеялись мне в лицо.

Меньше всего на свете ей хотелось смеяться. Ей даже не хотелось плакать. Она была за гранью эмоций, словно только что убила невинное, милое живое существо. Она сделала то, что должна была сделать. И она знала, что все так и случится. Все хорошее не могло длиться долго. С самого начала Джессика была уверена, что расположение к ней Марка, его доброта и внимание испарятся, как только она расскажет ему правду о себе.

— У меня… у меня не было выбора, Марк, — выговорила она. Ее руки затряслись. — Мне нужно было уехать. Мне нужны были деньги, или…

Он покачал головой.

— Или что? Или вам пришлось бы взяться за другого мужчину, не такого простофилю, как я?

Она склонила голову и прижала руки к юбкам, чтобы унять дрожь.

— Вы сможете легко избежать дальнейших встреч со мной. Завтра я уезжаю. — Джессика понятия не имела, куда отправится и что будет делать дальше.

— В этом нет необходимости, — холодно возразил он. — Завтра утром меня здесь не будет. И я не хочу вас больше видеть — никогда.

Она протянула к нему руку, но он сделал шаг назад, и ее рука бессильно повисла в воздухе. Джессика неслышно вздохнула:

— Марк. Будьте… счастливы.

Он коротко поклонился, затем как ни в чем не бывало взял свои перчатки и шляпу и вышел. Он даже не обернулся — как будто они и не прощались друг с другом на всю жизнь. Через несколько мгновений его фигура исчезла в наступающих сумерках.

Он избежал опасности. А она оказалась в невозможной, катастрофической ситуации. Что ж… пусть лучше она, чем он.

Только когда Марк окончательно скрылся из вида, Джессика осознала, что все еще сжимает в руке его перстень.