Дикий горный тимьян - Розамунда Пилчер Страница 52

— Тебе надо жениться.

— Кто бы говорил, — отпарировал Родди.

Оливер ухмыльнулся.

— Я — другое дело, — самодовольно произнес он. — Я принадлежу к другому поколению. Мне позволено придерживаться иных моральных ценностей.

— Именно иных.

— Не одобряешь?

— Какая разница, одобряю я или нет. Я слишком ленив, чтобы судить о том, что меня не касается. Возможно, раньше я тоже был слишком ленив, чтобы жениться, хотя именно этого от меня и ждали. Я никогда не делал того, что от меня ожидали. Холостяцкая жизнь — неотъемлемая часть моего бестолкового времяпрепровождения; как и писание книг, любование птичками, тяга к бутылке. Мой брат Джок махнул на меня рукой.

— А мне нравится такой образ жизни. По-моему, мы с тобой в этом отношении очень похожи.

— Наверное. Но у меня есть золотое правило. Я никогда не связывал свою жизнь ни с кем, потому что знал — рано или поздно я могу сделать человеку больно.

Оливер с удивлением взглянул на Родди.

— Ты имеешь в виду Викторию?

— Она очень ранима.

— Она к тому же умна.

— Голова и сердце — две разные вещи.

— Рассудок и чувства?

— Пусть так.

— Я не могу связать себя, — сказал Оливер.

— Ты уже связал. У тебя ребенок.

Оливер потянулся за сигаретами. Прикурил одну от щепки, зажженной от огня в камине. Когда она разгорелась, он бросил щепку в огонь.

— Не слишком ли поздно читать мне отцовские нравоучения?

— Еще можно все изменить.

Они встретились взглядом, и Родди увидел в бесцветных глазах Оливера знакомый холодок. Оливер снова заговорил, но лишь для того, чтобы сменить тему.

— Ты не знаешь, где Виктория?

Таким образом он дал понять, что разговор окончен. Родди вздохнул.

— Она повела Томаса на прогулку.

Оливер встал.

— В таком случае пойду поищу ее. Расскажу последние новости.

Он вышел из комнаты, сбежал по деревянной лестнице и хлопнул входной дверью. Его шаги отдавались звонким эхом в мощенном булыжником конюшенном дворе. Родди так и не удалось узнать о намерениях Оливера. Он подозревал, что только все напортил, лучше бы ему помалкивать. Через некоторое время он опять вздохнул, поднялся с кресла и пошел наливать себе долгожданный джин с тоником.

На пути из березовой рощи Виктория увидела, как из-под арки конюшенного двора появился Оливер и пошел по гравиевой дорожке вдоль дома. Он курил сигарету. Только она хотела окликнуть его, как он заметил их с Томасом и направился прямо по траве им навстречу.

Томас, который устал еще на полпути к дому, восседал на закорках у Виктории. Увидев приближающегося Оливера, Виктория наклонилась и спустила Томаса на землю. Он побежал вперед и добежал до Оливера раньше нее, уткнувшись головой в отцовские колени и обнимая их ручонками.

Оливер не взял его на руки, а стоял как замороженный, дожидаясь, пока Виктория подойдет поближе.

— Где вы были? — спросил он.

— Гуляли. Мы нашли еще один ручей, правда, не такой красивый, как тот, с водопадом.

Она подошла совсем близко.

— А ты чем занимался?

— Говорил по телефону.

От прогулки и холодного воздуха щеки у нее раскраснелись, спутанные белокурые волосы развевались на ветру. Она где-то нашла полянку желтых морозников, сорвала пару цветков и засунула их в петлицу куртки. Оливер притянул ее к себе и поцеловал. Она пахла свежестью, холодом и яблоками. Губы у нее были мягкие и чистые, и поцелуй так же невинен, как родниковая вода.

— Кому звонил?

— Не я звонил, мне позвонили.

— Кто?

— Мой агент.

Он отпустил ее и наклонился, чтобы отцепить Томаса от своих колен. Они направились к дому, но Томас запротестовал. Поэтому Виктории пришлось вернуться и взять его на руки. Догнав Оливера, она спросила:

— И что он сказал?

— Сообщил хорошие новости. «Гнутый грош» поедет в Лондон.

Она остановилась как вкопанная.

— Оливер! Это же изумительно.

— Я тоже завтра еду в Лондон.

Она изменилась в лице.

— Я уезжаю и оставляю вас с Томасом здесь.

— Ты шутишь.

Он рассмеялся:

— Не надо устраивать сцены, дурочка. Я вернусь на следующий день.

— А почему мы не можем поехать с тобой?

— Какой смысл ехать в Лондон на один день? В любом случае, я не могу говорить о делах, когда вы с Томасом все время вертитесь у меня под ногами.

— Но мы не можем остаться здесь без тебя!

— Почему?

— Я не хочу, чтобы ты меня здесь бросил.

И тут Оливер разозлился. От добродушного поддразнивания он перешел к раздраженному ворчанию.

— Я не бросаю тебя здесь. Я просто уезжаю в Лондон на сутки. Улечу и прилечу. А когда вернусь, мы упакуем вещи, сядем в машину и поедем обратно на юг. Вместе. Ну что? Теперь ты счастлива?

— А что я буду делать без тебя?

— Думаю, жить. Это не так уж трудно.

— Но мне очень неловко перед Родди. Сначала мы свалились ему как снег на голову, а теперь…

— С ним все в порядке. Он рад, что вы с Томасом погостите еще день-два. А насчет того, что мы свалились ему на голову, так он совсем не хочет, чтобы мы уезжали. Как только мы уедем, ему придется вернуться к реальности, а этого ему совершенно не хочется.

— Как тебе не стыдно так говорить о Родди.

— Это ужасно, но это правда. Да, он обаятельный, забавный, прямо персонаж со страниц комедии тридцатых годов типа Раттигана в молодости. Но я сомневаюсь, что ему в жизни хоть раз приходилось совершать какой-нибудь поступок.

— Он воевал. Всем, кто был на войне, приходилось совершать поступки. Именно для этого они там и были.

— Я имею в виду поступки в личной жизни, а не в области национальной безопасности. Когда нельзя укрыться от решения вопросов за бутылкой бренди.

— Знаешь, Оливер, терпеть не могу, когда ты начинаешь так говорить. Но все равно не хочу, чтобы ты уезжал и оставлял нас с Томасом здесь.

— Мне пора.

Виктория промолчала. Он обнял ее за плечи, наклонился и поцеловал в макушку.

— И, пожалуйста, не дуйся. Во вторник приедешь на «вольво» встречать меня. А если при этом еще и очаруешь меня, так и быть, приглашу тебя на ужин в Инвернессе, закажем бараньи потроха и чипсы, а потом будем плясать народные шотландские танцы. Захватывающее предложение, как считаешь?