Ласковый дождь - Роберта Лэтоу Страница 51

– Так и есть. Но я знаком с Лучано. Мы встречались с ним на вечеринках. Он мне понравился, и голос у него красивый. Вообще-то я люблю хорошую музыку. Только в оперу ходить не люблю.

Он обнял ее за талию и привлек к себе. Весь вечер она одурманивала его своими обнаженными плечами, туго обтянутыми тонким шелком бедрами и высоко приподнятым лифом, отчего ее грудь казалась больше. Он не мог дольше выносить такой муки: она была слишком близко, слишком соблазнительна – и абсолютно недоступна. Положив руку ей на живот, он прижал ее к себе спиной и шагнул вместе с ней за портьеру. Когда он стал покрывать ее плечи поцелуями, она почувствовала его напряженный пенис своими ягодицами.

– Завтра ночью в Стамбуле я устрою для тебя такой спектакль, о каком ты и не мечтала. Ты увидишь то, что никогда прежде не видела, сможешь делать такие вещи, какие не снились тебе в самых фантастических снах, испытаешь соблазны, перед которыми не устоял бы даже Фауст.

Он приподнял ее волосы на затылке и сначала поцеловал, а затем осторожно укусил в шею, отчего по спине у Миреллы побежали мурашки.

– Прижми меня к себе покрепче, – прошептала она.

Он исполнил ее желание и возбудился еще сильнее. Столь полный телесный контакт произвел на Миреллу магическое действие, и она стиснула зубами его руку, чтобы не закричать в момент оргазма. Его рассказ о турецких соблазнах и опасное соседство огромного количества людей оказали на нее такое же сильное воздействие, как самые изысканные ласки наедине. У нее подгибались ноги, и, чтобы выиграть время и прийти в себя, она прошептала срывающимся голосом:

– Ты уже решил, кто ты – Фауст или Мефистофель?

Он задумчиво посмотрел на нее, и по его глазам она поняла, что его желание не уменьшилось. Его гипнотический, сексуальный взгляд приковывал ее внимание, подавлял ее волю.

– Я – Фауст, который желал и наслаждался, и снова желал, но никогда не произнес: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно», – ответил он ей цитатой из либретто. – Как там пел Лучано? «Я прикоснулся ко всем земным тайнам, к реальному и вечному, познал любовь девы и богини… Но Реальное оказалось скучным, а Идеал лишь сном». Кто знает, Мирелла! Может быть, я, как Фауст, мечтаю стать королем страны, не знающей раздоров, и посвятить свою жизнь плодовитому народу. Возможно, я кое-что перепутал, и слова эти неточны, но идея верна. Да, я – Фауст, но Фауст, который предпочитает играть роль Мефистофеля.

Рашид снова поразил ее, на этот раз способностью проникновения в суть жизненных противоречий. Ей нечего было ему ответить. Он нежно поцеловал ее в губы и открыл дверь ложи. Выходя из полумрака на свет, он шепнул ей на ухо:

– Я заполучу тебя, я не потерплю поражения, как Мефистофель. Завтра ночью в Стамбуле я овладею тобой, и ты станешь моей безраздельно.

Затем с насмешливой, лукавой улыбкой он натянул у нее на шее ожерелье, так что на мгновение оно стало тугим, как рабский ошейник. Мирелла поежилась, но он тут же выпустил ее, и они присоединились к толпе возбужденных зрителей, покидающих театр.

Машина Рашида ждала их в длинной веренице лимузинов. Шофер распахнул перед ними заднюю дверцу. Устроившись на сиденье, Мирелла открыла сумочку и достала из нее маленькие блестящие ножницы на атласной ленточке.

– Посмотри, я всегда ношу их с собой, – проговорила она. – Они рядом даже тогда, когда мы занимаемся любовью в постели. Мне очень нравится мое ожерелье, но помни, у нас обоих есть средства снять его в любой момент: ты можешь открыть замочек своим золотым ключиком, который всегда при тебе, а я могу перерезать нитку. – С этими словами она поднесла ножницы к его лицу и несколько раз в шутку пощелкала ими у него перед носом.

Они рассмеялись, и пока в темноте салона раздавался их заливистый хохот, каждый из них спрашивал себя: кому удается притворяться более естественно. Рашид поцеловал ее и извлек откуда-то на свет маленькую коробочку.

– Вот, я собирался подарить тебе это сегодня в постели. Но твое выступление с ножницами показалось мне настолько оригинальным и остроумным, что я не удержался и решил сделать это сейчас.

Мирелла бросила взгляд на бархатную коробочку и хотела было возразить, но вспомнила, что Рашид просил ее никогда не сопротивляться его щедрости, потому что таким образом она портит ему удовольствие. Ей дозволялось проявлять восторг по поводу очередного дара лишь в постели. По форме коробочки она сразу догадалась о ее содержимом.

– Вероятно, это наручники. Ты не успокоишься до тех пор, пока не закуешь меня с ног до головы в алмазные и жемчужные кандалы.

«Боже, – подумал Рашид. – Разве можно сыскать на свете вторую такую красавицу!» Вне всякого сомнения, в ее жилах текла благородная кровь Оуджи. Неудивительно, что именно такие женщины собрали в своих руках несметные сокровища. Он открыл коробочку, и в полумраке блеснул восхитительный браслет, усыпанный жемчугом и бриллиантами.

Интересно, какие страсти всколыхнулись бы в ее сердце, если бы она каким-то чудом узнала, что является не единственной представительницей своего семейства, которую когда-либо украшали эти драгоценности. Для него было жизненно важно, чтобы Мирелла никогда не проведала о том, что род Лалы Мустафы на протяжении столетий грабит семью Оуджи, самых богатых и влиятельных евреев в Османской империи.

Было полпятого утра, но Мирелле не спалось после очередного головокружительного вечера и ночи, проведенных с Рашидом. После оперы они отправились ужинать, затем оказались на вечеринке, где было полно друзей Рашида, знаменитостей, чьи имена еще недавно она знала лишь из газет. Ее мало интересовали эти люди, но все же она танцевала и развлекалась вовсю, зная, что Рашид рядом.

Она танцевала и с принцем Ахмедом Саидом Ваби, с которым ее познакомил на приеме в ООН Дональд Дэвис. Весь вечер Мирелла размышляла над тем, как долго она продержится на поверхности этого мутного светского водоворота. Ее сердце болезненно съеживалось, когда она вспоминала о совершенно ином общении с Адамом Кори, который воплощал в себе чистоту и благородство, глубину и постоянство.

Чуть раньше в тот же день она случайно подслушала его разговор с Бриндли, когда заходила к нему в контору, и испытала досаду, узнав, что он продолжает заниматься своей жизнью, очевидно, даже не вспоминая о ней. Адам приехал в Лондон всего на один день, чтобы отдать сына в Итон, поводить двух бывших любовниц по магазинам, прочитать свежую прессу, занять почетную должность в Британском музее и пообедать с Бриндли, прежде чем лететь в Стамбул. Он даже не поинтересовался у своего приятеля, как продвигается дело с наследством Оуджи.

Что бы она сделала, если бы узнала, что Адам Кори занят тем, что приводит в порядок свои личные дела, чтобы освободить в сердце место для новой женщины, для величайшей любви в его жизни?

Рашид давно ушел в свои апартаменты, чтобы заняться приготовлениями к отъезду в Турцию, и Мирелла лежала в кровати одна. Она повернулась на бок и закрыла глаза. Она очень устала, но заснуть не могла.