Рабыня моды - Ребекка Кэмпбелл Страница 51

Приходили полицейские, он и она. Лицо мужчины было похоже на детское, и у него практически отсутствовал подбородок. У женщины были маленькие ноги и уставшие глаза балерины. Они разговаривали со мной не так строго, как медсестры. Я в деталях описала им двух парней, которые всучили мне таблетку. Один был виртуальным карликом с глазами, которые «прожигали насквозь». Другой — тупой дылда, четыре сережки в носу, торчащие гнилые зубы; а еще он искусно имитировал хромоту. Я заставила полицейского несколько раз пройтись, изображая разные походки, и веселилась, наблюдая за ним, пока наконец не выбрала один из вариантов: сначала правая нога описывала небольшой круг, затем уходила назад и вставала на место. И да, конечно, я не сомневалась, что узнаю негодяев, если встречу их снова. И несомненно, буду счастлива принять участие в опознании, Они обещали не выдвигать против меня никаких обвинений, ведь я и так достаточно натерпелась.

Я дала Джонаху адрес Вероники, и он пообещал послать кого-нибудь за моими вещами. Еще он сказал, что немного обновит квартиру к моему приезду. Я продолжала сомневаться в его щедрости. Неужели он действительно так сильно боится моих показаний против него? Думаю, за распространение наркотиков, если законники истолкуют его действия именно так, можно получить пару лет тюрьмы. Или дело было в философии? Но жалость ко мне не имела ничего общего с отрицающим все ценности львом так же, как и чувство вины. Я подумала, что вся эта история вообще не в духе Ницше. Может, я понравилась Джонаху и сейчас он устраивает для меня любовное гнездышко? Такое по крайней мере я могла бы понять. Но все равно эта мысль казалась мне не совсем правдоподобной. В Джонахе было что-то необычное, почти монашеское. Думаю, истина состоит в том, что никогда до конца не понятно, что движет людьми, за исключением героев книг, конечно.

В среду утром симпатичный молодой регистратор с копной кудрявых волос — он сразу напомнил мне о моей потере, бедном Людо, — сказал, что я готова к выписке. Регистратор прочитал мне лекцию о вреде наркотиков и взял с меня слово, что, если я снова почувствую тягу, обязательно позвоню по особому номеру телефона. Уходя, он оглянулся и улыбнулся мне. Мне показалось, что он хотел пригласить меня пообедать, но так и не смог набраться мужества, поэтому начал вертеть в руках стетоскоп.

Джонах просил позвонить ему, когда меня будут выписывать.

— Я пришлю своего помощника, чтобы он забрал тебя, — сказал он мне по телефону.

Мне понравилось, как зловеще прозвучало слово «помощник». Я меняла ужасную больничную ночную рубашку на свою одежду и раздумывала над тем, кто это может быть. Я ожидала увидеть какого-нибудь огромного выходца из преисподней. Возможно, внучатого племянника братьев Крей [25]или наемного убийцу из группировки «Ярди». Я испытала разочарование и совсем не испугалась, когда обнаружила, что, спотыкаясь, ко мне приближается гораздо менее устрашающая фигура. Это был забавный маленький человек из паба, который считал, что глухие люди чаще всего притворяются. Как ни странно, я помнила его имя: Пэт.

— Привет, мисс, — сказал он, внимательно разглядывая рисунок на линолеуме. — Я приехал за тобой.

Мы возвращались в Килберн на его старом фургоне «форд-эскорт». Прямые темные волосы Пэта были аккуратно прилизаны. Только одна прядь выбивалась под прямым углом над левым ухом. На нем была синяя куртка с капюшоном, распахнутая, но почему-то застегнутая на шее. С одной стороны нейлоновая ткань расплавилась, и под ней виднелся обуглившийся белый синтепон. От куртки исходил сильный запах, как будто Пэт недавно разделывал мясные туши. Я попыталась открыть окно, но из того места, где должна была находиться вращающаяся ручка, торчал только острый хромированный обломок. Во время движения Пэт внимательно, с крайне сосредоточенным выражением лица, смотрел вперед сквозь грязное ветровое стекло.

— Ты что, работаешь на Джонаха?

— Я иногда помогаю ему, время от времени.

— Он был очень добр ко мне, — произнесла я, пытаясь выудить какую-нибудь информацию.

—Да, конечно, что касается добрых дел, он великий мастер. Если только ты не гегельянец — он терпеть не может их всех. Я слышал, он неоднократно говорил об этом. Я готов даже назвать это предубеждением. Правда, я сам никогда не был в Гегелии.

Что это, шутка? Прежде чем я успела обдумать свою догадку, Пэт уже с упоением разглагольствовал о египетских пирамидах, что «они и другие места, как Африка» были построены пришельцами. Его монолог продолжался до конца поездки.

Я никогда не была в Килберне днем. Центральная улица оказалась забита машинами, на тротуарах полно людей. У меня возникло ощущение, что мы находимся в центре Каира или Калькутты (это лишь фантазии, ведь я не была ни в одном из этих городов). И дело не в смешении национальностей и бросавшейся в глаза бедности, а в ощущении разлитого в воздухе напряжения, кипящей энергии, огромного желания творить, покупать, продавать и просто жить. Перед магазинами раскинулись лотки, домохозяйки торговались по поводу цены. Дети ныли, выпрашивая конфеты. Вывеска в витрине — «Все за один фунт». На мгновение мне показалось, что за фунт можно купить все в прямом смысле этого слова: весь запас туалетной бумаги, пакетов для мусора, зажигалок, терок для сыра, красивых хрустальных графинов и поддельных кукол Барби.

Мы приехали, Пэт обошел машину и открыл мне дверцу.

— Не сможешь выйти оттуда, — пояснил он, и мне показалось, что я поняла.

Холл был таким же, как я его запомнила: загроможденным и зловонным. Но на ковре лежали части уже другого велосипеда — в этом я была уверена. О, и еще убрали кошачье дерьмо. Квартира же выглядела совсем иначе!

— Немного привели ее в порядок для тебя, — застенчиво сказал Пэт.

Сильно пахло краской, все стены сияли белизной. Я смотрю по сторонам. Матрас теперь лежал на основании, и у кровати появилась простенькая спинка. Мои вещи были сложены в большой черный шкаф и комод — его раньше тут не было. Кухня стала идеально чистой, и в ней появилась пара новых предметов: в глаза бросился тостер. В гостиной стояли новый стол и четыре стула из разных гарнитуров. На столе в маленькой вазочке красовались маргаритки.

— Вот цветы тебе поставил, — указал на них Пэт.

Я вдруг почувствовала, что очень устала и готова расплакаться. Думаю, я еще недостаточно восстановилась после истории с кетамином. Я пожала Пэту руку, он покраснел и мгновенно отдернул ее.

— Ну, я пойду тогда, — сказал он. — Джонах придет навестить тебя завтра.

— Спасибо, большое тебе спасибо, — поблагодарила я, и Пэт ушел.

Было одиннадцать часов. Я прилегла и постаралась собраться с мыслями. После всех несчастий и провалов, которые я пережила в последнее время, мне казалось, что я подошла к краю пропасти. И сейчас я могла или начать снова взбираться по почти отвесному склону, или соскользнуть и упасть вниз, на камни. Но прежде всего необходимо было поспать. Я попыталась устроиться поудобнее и поняла, что слишком утомлена. Я устала, я очень устала.