Сквозь все преграды - Мэри Спенсер Страница 51

— Мэтью?

Толкнув дверь, Элизабет заглянула в кухню. Ее дюжий родственник сидел за столом в компании тускло горевшей лампы и непочатой бутылки виски. Нахмурившись и поплотнее запахнувшись в толстую шерстяную шаль, она вошла в помещение.

— Почему ты не в постели? — спросила Элизабет, подкрутив фитиль и сняв с печки большой кофейник. — Уже четыре часа ночи.

— Элизабет, у меня нет настроения разговаривать. Если ты пришла поболтать, то не надо. Пожалуйста, иди спать.

— Я не собираюсь с тобой разговаривать, — возразила Элизабет, налила в кофейник воды и снова поставила его на печь. — Я хочу приготовить кофе.

Мэтью невесело усмехнулся:

— В четыре часа ночи?

— Конечно, — ответила она, начиная вертеть ручку кофемолки. — Самое время для кофе.

— О Господи! — Мэтью застонал. — Только этого не хватало. Я же сказал Джимми, что хочу побыть один.

— Ты уже был один, — заявила Элизабет, аккуратно высыпав кофе в кофейник. — Целых три часа сидел в темноте и жалел себя. — По-моему, этого более чем достаточно.

— Меня не интересует твое мнение.

— Ты ведешь себя очень глупо. Я вообще не люблю, когда взрослые мужчины обижаются на весь свет, точно малые дети. — Она ловко развела огонь в печке и поставила на нее пузатый чайник с водой и кофейник. — Господи, можно подумать, наступил конец света! Ты сидишь здесь с таким выражением лица… а ведь ничего особенного не случилось. Просто ты наделал глупостей, как это свойственно мужчинам, и непонятно зачем расстроил бедняжку Мариетту своими необдуманными действиями.

— Я ее расстроил? — Мэтью смотрел на нее в полном недоумении.

— Да, я уверена. Если, конечно, Джеймс сказал мне правду, прежде чем лег спать. — Элизабет вытащила из хлебницы большой каравай, который испекла вчера. — Ты настоящий Кейган, Мэтью. Невероятно упрям. Мариетта и так от тебя натерпелась, а тут еще стихи и серенады под окном поздно ночью. Честно говоря, я бы после этого вообще прервала с тобой всякие отношения.

— Черт возьми, Бет! Я же старался вести себя романтично! Хотел доказать ей, что люблю ее, потому и вел себя так. Что еще вам, женщинам, надо? Сделаешь что-нибудь — плохо, не сделаешь — опять плохо!

— Мэтью Иезекия Кейган, — строго сказала Элизабет, спокойно нарезая хлеб толстыми ровными ломтями, — ты прекрасно знаешь: в моем доме такой тон недопустим. А Мариетте нужна не романтика, а рассудительность и доброта. Кроме того, человек, которого она любит, должен быть честен.

Последняя фраза оскорбила Мэтью настолько, что он чуть не лишился дара речи.

— Честен?! Да я… да она… А кого это она любит?

— Пресвятые небеса! — раздраженно воскликнула Элизабет, вынимая из буфета масленку и горшочек со сливовым джемом. — Я имела в виду тебя, конечно. Ты просто смешон! Мариетта любит тебя, и если ты сам этого не понимаешь… Если ты этого не понимаешь, — продолжала она, не обращая внимания на его протесты, — значит, ты дурак, каких свет не видывал.

— Ну да! — саркастически сказал Мэтью, махнув рукой. — Она так меня любит, что скорее умрет, чем пойдет со мной под венец. Джимми тебе не рассказывал? Она уже раз сто отказывала мне. Вот как Этти меня любит!

— Пожалуйста, не преувеличивай. Конечно, она отказывает. Мариетта не верит в твою любовь.

— Неужели? — воскликнул Мэтью с притворным удивлением. — Ах ты, Господи! Ты уложила меня на обе лопатки! — Он театральным жестом хлопнул себя по лбу. — И как это я раньше не подумал?

— Не говори чепухи! — резко ответила Элизабет, поставив перед ним чистую кофейную чашку и сливки, которые вытащила из коробки со льдом. — Как она может поверить в твою любовь, если ты все время говоришь, что не собираешься жениться и хочешь навсегда остаться федеральным маршалом?

— Но я уже объяснил ей, что больше не хочу.

— Правда? Судя по словам Мариетты, ты не слишком старался убедить ее. — Прислонившись к раковине, Элизабет скрестила руки на груди. — Мэтью, скажи, пожалуйста, ты не заметил, что за последнее время Мариетта сильно изменилась? Она неважно себя чувствует.

— Конечно, заметил. — Мэтью слегка пожал плечами. — Я даже зашел к доку Хэдлоу, но он сказал, что скоро все будет в порядке и Этти перестанет мучиться от этого приспособления.

— Приспособления?!

— Ну, он, кажется, употребил другое слово… Какая разница? Ты ведь то же сказала Джасу. Насчет всяких там женских дел… приспособления или акклиматизации на новом месте. Я, правда, об этом не слышал, но Этти действительно больна.

— Я так и знала! — Элизабет покачала головой. — Мариетта думает, что тебе все известно, но я ей не верила. Ни один Кейган не стал бы вести себя так спокойно в подобной ситуации.

— О чем ты?

— Я говорю о твердолобом мужчине, который не может получше присмотреться к любимой женщине, чтобы понять, что ей нужно. И я говорю об упрямой женщине, которая не может поверить, что достойна любви. А теперь послушай меня, брат Мэтью. — Элизабет помахала у него перед носом кухонным ножом. — Все это время, начиная с вашей встречи в Сакраменто, ты убеждал Мариетту, что единственное твое желание — остаться федеральным маршалом. И говорил ты от чистого сердца — она это поняла. Теперь ты пытаешься убедить ее в обратном. Конечно, Мариетта понимает, что ухаживание за ней дается тебе непросто. Но дело в том, что она знает: ты можешь решиться на такое и ради любой другой женщины, которой захочешь обладать.

— Но мне не нужна другая женщина! — запротестовал Мэтью.

— Я знаю это, — сказала Элизабет, наливая ему кофе, — а она — нет. Если хочешь убедить ее в искренности своих чувств, найди искренние слова. Ты должен дать Мариетте то, что никогда не дал бы никакой другой женщине.

— Я могу дать ей только мою любовь! — сердито проворчал Мэтью. — Ни одна женщина не получала этого от меня. Но Этти в моей любви не нуждается.

— О нет! Ей нужна твоя любовь. Еще как! Конечно, Мариетта тоже ведет себя глупо, но только на первый взгляд. Подумай немного, и ты поймешь, почему она тебе отказывает.

— Значит, надо сделать что-то особенное… Дать ей то, чего я не дал бы никому другому…

— Раскрой душу. Поделись с Мариеттой тем, что никогда не рассказывал другим.