Соперницы - Ольга Карпович Страница 50

Он появился ровно в семь. Светлана, сидя в кресле у двери, уже полчаса прислушивалась к доносящимся из коридора звукам и все равно вздрогнула, услышав дробный стук в дверь. Он вошел — как всегда элегантный, в светлом костюме, плавно облегающем большое сильное тело, прикоснулся горячими губами к ее щеке, произнес с привычным оттенком восхищения:

— Ты все хорошеешь.

Она рассмеялась низким, зовущим смехом. Откинула голову, позволив темным волосам прохладной волной скользнуть по его руке.

Черт, как же мучительно и сложно это все. Почему бы просто не броситься ему на шею, как раньше. Ведь ей и в самом деле приятно нравиться ему, от его пристального цепкого взгляда по спине начинают бегать мурашки, а сердце в груди взволнованно подпрыгивает и замирает. А все равно приходится разыгрывать этот глупый спектакль, в котором участь главной актрисы сейчас полностью зависит от ее таланта.

Он спросил:

— Как поживаешь? Как Фабрицио? Эд?

Она принялась безмятежно щебетать. Ее известность растет, она получает все больше приглашений. Эд уже прекрасно болтает по-итальянски, вытянулся, загорел и, кажется, не вспоминает о прошлой жизни. У Фабрицио все прекрасно, недавно приобрел новый пакет акций какого-то автомобильного концерна.

Голубчик кивал, внимательно слушал. Глаз его, прикрытых тяжелыми веками, почти не было видно. Он сидел в непринужденной позе, откинувшись на спинку дивана. Пройдясь по комнате, Светлана, словно невзначай, опустилась на диван рядом с ним, задев коленом его ногу, потянулась вперед, отчего декольте ее вечернего открытого платья опустилось ниже, соблазнительно обнажив округлую грудь.

— Так что занесло тебя в Нью-Йорк? — вдруг быстро спросил он.

— Гастроли, я же говорила по телефону, — пряча бегающие глаза, ответила она.

— Странно, — темные брови поползли вверх, — мне что-то не попадалось сообщений о гастролях Римского оперного театра в Америке.

— Ну, дорогой, всем известно, какой ты завзятый театрал, — она легонько хлопнула его по руке, скользнув кончиками остро отточенных ногтей по коже.

Он перехватил ее руку, сжал ладонью запястье. От его прикосновения по жилам побежали резкие щекочущие электрические разряды. Толя придвинулся ближе. Она уже чувствовала исходящее от него тепло, вдыхала знакомый пряный запах. Суровое невозмутимое лицо римского полководца склонилось над ней, и она подалась вперед, откидывая голову и беспомощно прикрывая глаза, ожидая, что вот сейчас, сейчас его настойчивые губы коснутся ее рта. В голове неотвязно стучало: «Все идет как надо, все получилось».

Однако он не поцеловал ее. Выждав несколько секунд, она взглянула на него из-под опущенных ресниц и наткнулась на твердый, издевательски участливый взгляд.

— Ну, дорогая моя, а теперь говори, что тебе на самом деле от меня нужно, — произнес он, не скрывая усмешки.

Она рванулась в сторону, попыталась разыграть возмущение, он же, нимало не обманутый ее притворством, лишь расхохотался:

— Брось, мы же знакомы столько лет. С чего ты решила, что я куплюсь на этот блеф?

И ей ничего больше не оставалось, как опустить повинную голову и признаться во всем. Что дела у Фабрицио в последнее время идут очень неважно. Что акции, которыми он владел, сильно упали в цене, и он на грани разорения.

— Я ничего в этом не понимаю, — отчаянно повествовала она. — Знаю только, что дела очень плохи. Но положение еще можно поправить. Нужны деньги. Двести пятьдесят тысяч долларов! Он хотел взять заем в банке, но теперь, когда его положение пошатнулось, они отказываются… Я хотела получить кредит на свое имя, но я еще не настолько известна в Италии, чтобы оно могло служить гарантией…

Анатолий, прищурившись, слушал ее сбивчивые объяснения. Губы его все еще сложены были в издевательскую усмешку, глаза же делались все более жестокими, отстраненными.

— Толя, ты поможешь нам? — горячо спросила она, молитвенно складывая руки. — Если не ты, я просто не знаю…

Он смерил ее насмешливым взглядом, спросил спокойным, ровном тоном, в котором лишь изредка проскакивали нотки ярости:

— А почему ты не могла сказать мне все это сразу? Зачем врать, выкручиваться, закатывать глаза и хихикать, как последняя шлюха?

Она вспыхнула, опустила глаза, произнесла вполголоса:

— Я думала… Я боялась, что ты мне откажешь. После всего, что было…

Он хмыкнул, молча поднялся с дивана, открыл кейс, который, входя, небрежно бросил на журнальный столик, достал какие-то бумаги. Светлана боялась поднять на него глаза, чувствуя, как острый стыд жжет ее изнутри.

— Вот, возьми, — Голубчик протянул ей документы. — Отдай Фабрицио. Пускай обратится в римский филиал банка, ему выдадут деньги под мое обеспечение.

Не в силах поверить, что все закончилось так просто, она прижала стопку бумаг к груди, выдохнула:

— Спасибо! Толя, ты просто…

Потом вдруг нахмурилась, перелистала документы, спросила, прищурившись:

— Подожди… Но как же… Когда ты успел все это подготовить? Ты что, с самого начала знал, что мне нужны деньги?

Он устало рассмеялся, опускаясь в кресло:

— Ты верно заметила, что я не театрал. Но в бизнесе я кое-что понимаю и за положением дел слежу. И уж точно знаю, кто понес серьезный ущерб после последней чехарды на рынке ценных бумаг.

Светлана задохнулась от накатившей ярости. Бессильно ломала руки, борясь с отчаянным желанием швырнуть бумаги прямо в его самодовольное ухмыляющееся лицо. Скотина! Что же, выходит, он все знал заранее? Знал и потешался, глядя, как она разыгрывает перед ним Мессалину? А потом вот так, снисходительно, бросил ей эти двести пятьдесят тысяч. Унизил, посмеялся… Черт, если бы только она не так нуждалась в этих проклятых деньгах!

— Ну и сволочь же ты, Голубчик, — процедила она сквозь зубы, поднимаясь на ноги и пряча документы в сумку.

Его цепкие, беспощадные глаза остановились на ее порозовевшем от гнева лице.

— А мне кажется, дорогая, мы вполне друг друга стоим, — лениво протянул он. — В этом и заключается секрет нашей многолетней дружбы.

И ярость отчего-то вдруг улеглась. Плюхнувшись рядом с ним на диван, Светлана рассмеялась и толкнула его в плечо:

— А ведь ты прав, старый черт! Абсолютно прав!

До чего же легко и спокойно рядом с этим мужчиной, который знает ее как облупленную, не питает иллюзий на ее счет и, несмотря ни на что, всегда оказывается рядом, когда она нуждается в помощи.