Когда он был порочным - Джулия Куин Страница 50

Она не понимала, почему ей необходимо было услышать, как он расхаживает по спальне, и не представляла, что, собственно, надеется услышать, - ей просто это было нужно, и все. Что-то изменилось сегодня вечером. А может, ничего и не изменилось, и это еще хуже. Возможно ли, чтобы Майкл всегда был совсем не тем человеком, каким она его считала? Возможно ли, чтобы она была так близка с ним долгие годы и числила его среди лучших своих друзей - и совершенно не знала его при этом?

Ей никогда и в голову не приходило, что у Майкла могут быть тайны от нее. От нее! От всех остальных - сколько угодно, но не от нее!

Эта мысль сильно выбила ее из равновесия, и в голове ее воцарился хаос. Такое же ощущение у нее возникло бы, если б кому-то вдруг вздумалось подложить целую груду кирпичей под южную стену Килмартин-Хауса, сдвинув весь ее мирок набекрень. Что бы она ни делала, о чем бы ни думала, ее не покидало ощущение, что она скользит по наклонной поверхности. Куда? Она не знала и не осмеливалась даже строить предположения.

Определенно одно - ноги ее не стояли больше твердо на земле.

Окна ее спальни выходили на фасад Килмартин-Хауса, и когда на улице было тихо, она слышала, как хлопает парадная дверь, если закрывали ее достаточно энергично.

Ну, какая бы сила ни требовалась, а Майкл, очевидно, приложил ее, так как она хорошо расслышала глухое «бум» внизу, за которым последовал неясный рокот разговора - видимо, Пристли болтал с хозяином, снимая с него плащ.

Итак, Майкл был дома, что означало, что она может наконец лечь и по крайней мере сделать вид, что спит. Он был дома - следовательно, вечер можно считать официально законченным. Надо перевернуть эту страницу и двигаться дальше, может, сделать вид, что вообще ничего не было…

Но когда она услышала, как он поднимается по лестнице, она вдруг сделала такое, чего сама от себя никак не ожидала…

Она открыла дверь своей спальни и выскочила в коридор.

Она сама не понимала, что делает. Совершенно не понимала. Но когда она ощутила под босыми ногами ковровую дорожку, дикость ее собственного поступка так потрясла ее, что мороз пробежал по коже и дыхание перехватило.

Майкл выглядел изнуренным. И удивленным. И головокружительно красивым - крахмальный галстук чуть распущен, пряди иссиня-черных волос падают кольцами на лоб. Это заставило ее спросить себя: и когда это она начала замечать, насколько он хорош собой? Раньше она воспринимала его красоту как нечто данное, как явление природы, про которое она знала, что оно существует, но никогда не обращала на него внимания.

Но теперь…

У нее перехватило дыхание. Его красота, казалось, заполнила собой все вокруг нее, захлестнула ее, так что она задрожала и одновременно почувствовала, что ее охватил жар.

– Франческа, - сказал Майкл, и это прозвучало скорее устало.

А ей, разумеется, было совершенно нечего сказать. Это было настолько не в ее характере - вот так взять и выскочить, не раздумывая и не загадывая. Но она вообще сегодня была словно не в себе. Она была настолько выбита из колеи, настолько выведена из равновесия, и в голове ее, перед тем как она выскочила в коридор, была одна-единственная мысль (если это вообще можно было назвать мыслью): она должна его увидеть, хотя бы мельком, и, может, услышать его голос. Если бы она смогла убедиться, что он по-прежнему был тем самым человеком, которого, как ей казалось, она так хорошо знала, то можно было бы считать, что и она осталась прежней.

Потому что она не чувствовала себя прежней.

И это перевернуло ее мир с ног на голову.

– Майкл, - сказала она, когда дар речи наконец вернулся к ней. - Я… Доброй ночи.

Он только приподнял бровь в ответ на это редкостно бессвязное заявление. Она кашлянула.

– Я хотела убедиться, что ты… э-э… что с тобой все в порядке. - Конец фразы звучал довольно странно, даже ей самой он показался нелепым, но это было единственное, что она сумела в спешке придумать.

– Я в полном порядке, - буркнул он нелюбезно. - Просто устал.

– Ну конечно, - ответила она. - Конечно, конечно… Он улыбнулся, но совершенно не веселой улыбкой, и подтвердил:

– Конечно.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученная, и сказала:

– Я еще не поблагодарила тебя.

– За что?

– За то, что ты пришел мне на помощь, - ответила она, думая про себя, что это довольно-таки очевидно. - Иначе мне бы пришлось… ну, защищаться самой. - И, заметив его насмешливый взгляд, добавила: - Мои братья показывали мне как.

Он сложил руки на груди и посмотрел слегка покровительственно:

– Полагаю, ты превратила бы сэра Джеффри в сопрано буквально в одну секунду.

Она поджала губы.

– Тем не менее, - продолжила она, решив, что на саркастические замечания отвечать не станет, - я очень благодарна тебе за то, что ты избавил меня от необходимости… необходимости… э-э… - И она покраснела. Боже, она просто ненавидела краснеть!

– Бить сэра Джеффри коленом по яйцам? - любезно договорил за нее Майкл, и уголок его рта дернулся в насмешливой улыбке.

– Именно, - выдавила из себя Франческа, совершенно убежденная, что щеки ее из розовых сразу стали пунцовыми, миновав промежуточные стадии ярко-розового, ядовито-розового и красного.

– Рад был помочь. А теперь, если позволишь, мне пора… - резко завершил он вдруг беседу и даже кивнул на прощание. И пошел к двери своей спальни, но Франческа полагала, что еще рано (одному черту было известно почему) завершать этот разговор, и крикнула ему вслед:

– Постой! - И чуть не подавилась от волнения, сообразив, что теперь ей придется что-нибудь говорить.

Он обернулся к ней, медленно и как будто настороженно. -Да?

– Я… я просто…

Он терпеливо ждал, пока она путалась в словах, наконец сказал:

– Это не может подождать до утра?

– Нет! Постой! - И на сей раз она схватила его за локоть. Он так и замер.

– Почему ты так сердишься на меня? - прошептала она. Он только затряс головой, словно поверить не мог, что она может задать такой вопрос. Но при этом глаз не сводил с ее руки, лежащей на его локте.

– О чем ты? - сказал он.

– Почему ты так сердишься на меня? - повторила она свой вопрос и только тут сообразила, что сама не понимала, что именно ее тревожит, пока этот вопрос не сорвался с ее губ. Что-то между ними стало не так, и ей необходимо было понять почему.

– Не говори глупости, - пробормотал он. - Я вовсе не сержусь на тебя. Просто я устал и хочу лечь.

– Нет, сердишься. Я знаю, что сердишься. - Она говорила все громче, по мере того как росло внутреннее убеждение. Теперь, когда слова были произнесены, она совершенно уверилась в своей правоте. Он все время старался скрыть свой гнев и научился ловко извиняться всякий раз, когда он прорывался наружу, но гнев этот реально существовал и направлен был на нее.