Грезы наяву - Патриция Райс Страница 50

— Алекс, мы не можем… не здесь… — лишаясь дыхания, выдохнула она в несколько приемов.

Рука Алекса гладила ее грудь, другая все выше задирала сорочку. И тело ее вовсе не хотело сопротивляться, только рассудок отчаянно цеплялся за что-то.

— Дай мне только показать…

Он нашел ее губы и, склоняясь все ниже на подушку, прилег рядом с ней. Осторожно откинул с плеч ее волосы, обрадовавшись, что она позволяет. Когда-нибудь она привыкнет и дальше все будет делать сама, но сейчас еще не время. Пока она просто отдавалась в его полную власть. Алекс понимал это. Она сама хотела его, но его желание было главным. И это хорошо. Алекс не знал, смог бы он остаться джентльменом, если бы она стала сопротивляться. Пальцы, ласкавшие ее грудь, стали спускаться ниже, к лону. Алекс потянулся к ней губами.

— Я просто хочу немного любви… просто чтобы продержаться, пока мы не сможем заниматься этим каждую ночь…

От этих слов шла кругом голова! Каждую ночь!.. В воображении возникло что-то настолько неуемное, что Эвелин постаралась избавиться от наваждения. Но она все равно не смогла бы противостоять ему. Тело Алекса показалось настолько огромным на ее почти детской кровати, что Эвелин испугалась. Его тепло обволокло ее целиком, нежные касания всколыхнулись внутри жаркой волной. От него пахло кофе, и это лишь усилило ее желание. Да и отступать было некуда во всех смыслах.

Несмело, неуверенно ее руки заскользили по его рубашке к бриджам, отыскали пуговицы. Он шумно выдохнул ей в самое ухо, когда пальцы Эвелин коснулись очень рельефно обозначенного места под тканью. Эвелин хотела отдернуть руку, но он удержал, плотнее прижал ее пальцы к своей пылающей плоти.

— Все хорошо… Я хочу твоих прикосновений точно так, как ты — моих… Мне кажется, я сейчас взорвусь…

Голос его дрожал. Поцелуи скользили от подбородка вниз.

Пальцы Эвелин осторожно осваивались. Сознание того, что она имеет власть сводить его с ума, переполняло трепетом, но сама она вовсе не была уверена в том, что сумеет распорядиться этой властью. Дыхание Алекса обдавало теплом ее кожу, в то время как он, развязывая ленты на сорочке, скользил губами все ниже, к груди, к болезненно напрягшимся соскам. В какой-то полусонной истоме она готова была ко всему, чувствуя, как кровь в жилах превращается в огненную лаву.

Скоро почти вся их одежда очутилась на полу. Руки, скользя по обнаженному телу, лишали последних капель рассудка. Эвелин кусала губы, чувствуя, как в ее бедра и живот все плотнее упирается что-то твердое. Теперь он мог делать с ней все что угодно. Все. Она сама хотела, чтобы он лишил ее свободы, воли. Когда он приподнял ее колено, чтобы поместиться удобнее, она прижала к животу полусогнутые ноги.

На это раз все получилось быстро. Алекс действовал со всем напором долго сдерживаемого желания, и Эвелин без колебания следовала за ним, впуская его в себя все глубже, удивляясь огромности еще неизведанного. Она даже не представляла, что может быть так. Словно бушующий шторм уносил их в кипящий океан, в котором они чувствовали лишь руки друг друга.

Эвелин ощутила, как слезы радости хлынули из ее глаз, когда почувствовала, что тоже освобождается в него. Она, оказывается, все время хотела именно этого и теперь уже не сердилась на него за то, что он явился к ней в комнату, и что их могли услышать домашние. Она пригнула голову, уткнувшись ему в шею, и теперь чувствовала только нежные поглаживания в самых чувствительных местах, пока сладостная дрожь желания не охватила ее опять. И опять было все, и его шумное дыхание, когда он освобождался в нее. Через некоторое время Алекс затих, потом стал оправлять на ней сорочку, прикрывая бедра.

— Теперь мне осталось показать тебе еще девятьсот девяносто девять способов…

Его дыхание щекотало ей ухо, ладони Эвелин Алекс прижимал к своей груди.

— Это невозможно, — отозвалась она, не узнавая своего голоса. — Я не могу представить больше четырех или пяти…

— Я тоже сомневаюсь, что чисто физически можно осуществить больше десяти или двенадцати, но мы попробуем их все, а если понадобится, изобретем свои… Нет, не уходи, я сейчас… немного приду в себя и вернусь к себе в комнату.

Он отпустил ее руки, но теснее придвинул к себе и стал легонько целовать подбородок.

— Алекс, не надо так много… — предостерегла она, но вовсе не так строго, как требовалось. Было так несказанно хорошо лежать уткнувшись в его широкое плечо. — А если будет ребенок?

— Очень на это надеюсь, — сообщил он серьезно. — Страсть как хочу увидеть тебя толстой и круглой, с моим ребенком внутри. Хочу этого больше всего на свете, ни о чем другом просто думать не могу.

Эвелин подняла голову и вопросительно взглянула на него.

— А как же ваша драгоценная свобода? Представлять меня беременной — одно дело, а что будем делать, когда оно на самом деле появится? Кричащее дни и ночи напролет?.. Ты и тогда будешь в таком восторге?..

— А для чего няньки? Зато когда он подрастет, я научу его всем вещам, которые нужно знать, чтобы выжить в этом мире. Наши дети.не будут расти без отца. На этот счет можешь не беспокоиться…

Вопрос о свободе так и остался невыясненным. Да и позиция Алекса в вопросах воспитания детей тоже была не совсем ясна. Ребенок — не горшок, который сажают в печь и вынимают готовым. Она хотела, чтобы ее дети росли сильными, свободными и независимыми, знали цену труду, умели ценить любовь и дружбу. Она не хотела раздоров в семье из-за титулов и наследства. Почему одному ребенку достается все, а остальные должны сами зарабатывать на жизнь или выгодно жениться? Она не понимала этой системы, которая сделала Алекса праздным прожигателем жизни в ожидании наследства. Эвелин опять подняла голову с его груди, но задавать вопросы не решилась.

— Я не беспокоюсь, потому что никаких детей не будет. Иди к себе, Алекс. Глупо сейчас даже думать о таких вещах…

В ее голосе сквозило столько печали, что Алекс не обиделся. Целуя ее в лоб, он заметил следы слез на щеках. Для него вопрос о детях был вечно открытой раной, но он мужчина, ему можно и промолчать.

— Не знаю. У меня только один аргумент, и то, наверное, не самый лучший. Может, из меня получится никудышный муж и такой же отец, но это все равно лучше, чем гнить в тюрьме или голодать. Ты уедешь со мной, Эвелин, хочешь ты того или нет.

Он поднялся с кровати и укрыл Эвелин одеялом до самого подбородка. Нежно поцеловал в губы, чтобы смягчить последние слова. Но она вся вспыхнула. Он был не из тех, кто привык слышать «нет». И схватка, если она вообще состоится, предстояла серьезная, тем более что Эвелин имела все шансы проиграть ее. На его стороне все и все. Даже ее собственное тело предавало ее. Как она могла бороться за свой идеал перед лицом такой мощи?

Она смотрела, как он, в одних бриджах и накинутой на плечи рубашке, выскользнул из комнаты. Если бы кто-нибудь увидел его, то и сомневаться бы не стал в том, что здесь произошло. Эвелин зарылась лицом в подушку, вдыхая его терпкий запах, и быстро заснула с ощущением поцелуев на коже.