Обрученные Венецией - Мадлен Эссе Страница 5

– Если нужно будет, то закрою в чулане, выдам замуж или не знаю, не знаю… Высечь ее надо хорошенько! – озлобленно процедил сквозь зубы герцог. – По ее вине на меня показывают пальцем и говорят, что я потакаю крестьянам. А слухи… Бог мой, сколько сплетен вокруг!

– Для моего строгого мужа все еще поразительно поведение его неугомонной дочери, – с улыбкой произнесла Патрисия и подошла к Лоренцо, обнимая его. – Каролине и впрямь присущи темпераментные качества, не свойственные знатной дворянке. Но ее изменить сможет лишь время и жизнь. Хоть я и сомневаюсь, что упрямство, полученное ею в наследство от отца, позволит ей сломить себя.

Герцог прикоснулся губами к тоненькой кисти супруги. Он не знал, по каким рецептам она действует, дабы успокоить его вспыльчивое сердце, но в большинстве случаев ей удавалось это сделать.

– Отчего же Изольда совсем не такая, Патрисия? – словно прирученный теплотой ее руки, бродившей по его волосам, произнес он. – Ведь они получили абсолютно одинаковое воспитание. Да и в возрасте у них всего год разницы…

Патрисия промолчала, прекрасно понимая, что Изольда своим высокомерием, не позволяющим ей вести себя против правил этикета, полностью пошла в своего отца. Хоть герцогине и более симпатично простодушное поведение младшей дочери, она безоговорочно понимает, что позволять самовольства Каролине нельзя.

– Как только мы проведем свадьбу Изольды, я тут же по думаю о замужестве Каролины, – словно приговор, произнес герцог.

Герцогиня со страхом закрыла глаза. Она даже представить себе не могла, как можно такую вольную птичку, как Каролина, жестоко закупорить в этой жуткой клетке? Почему-то смолоду женскую судьбу герцогиня так и называла – темной клеткой, обросшей ветвистым терновником, из которой нельзя выбраться, не изранившись. Но теперь, когда это коснулось Каролины, Патрисию одолел страх за младшую дочь, ведь, зная взбалмошность этой девчонки, она наверняка выкинет какой-нибудь невообразимый номер на собственной свадьбе.

– Поразительно, что по сей день ты так и не смог определиться с женихом Каролины, в то время как первая помолвка Изольды состоялась, когда ей едва стукнуло четырнадцать…

– Ох, герцогиня Патрисия… – когда герцог нервничал, он нередко переходил на положенное обращение к супруге, хотя и не любил отягощать официозом общение с семьей. – Первая помолвка была лишь результатом моей торопливости. И благо, что свадьба не состоялась! И потом, тебе ведь известно, как никому другому, что при отсутствии сыновей первой дочери отходит большая часть приданого: именно она является основной наследницей. Поэтому ее брак – наиболее выгодная сделка, которую мне пришлось тщательно обдумать…

Сердце герцогини дрогнуло, – муж уже давно не упрекал ее в неспособности родить ему сына. Однако после родов младшей дочери ей и вовсе не удалось забеременеть. Поначалу герцог, будучи еще горделивым любимцем женщин в расцвете лет, всячески истязал свою жену непрестанными порицаниями. Но ближе к шестидесяти пяти годам, когда прежние силы и здоровье стали подводить Лоренцо, он все больше и больше дорожил вниманием милой супруги, ставшей ему утешением в самые трудные периоды его жизни.

– Мне понятны ваши стремления укрепить свою династию, герцог, – спокойно отвечала Патрисия. – Однако ваши колебания лишь на руку обеим дочерям. Не могу не признаться, что меня это радует – они дольше останутся в нашем доме.

Лоренцо лишь усмехнулся.

– О, Патрисия, избавь меня от сантиментов, – с недовольством промолвил он.

– Молю тебя, Лоренцо, позволь Каролине исправиться! – умоляющим голосом произнесла герцогиня, и это заставило герцога как-то с мягкостью на нее посмотреть.

– Хорошо, Патрисия, – вздохнул он, словно недовольный своей слабохарактерностью перед женой. – У нее будет время продемонстрировать свою покорность до свадьбы в Милане. Затем мне в обязательном порядке надобно устроить помолвку и ей. Полагаю, что виконт Альберти вполне сошел бы ей за мужа.

Родительское наказание в виде домашнего ареста нисколько не расстраивало Каролину: она использовала этот момент себе во благо. Окунувшись с головой в прекраснейший роман «Фьяметта», отражающий, словно насквозь, любовь в женской душе, синьорина и не замечала времени, стремительно пролетавшего мимо ее увлеченного внимания.

«Любовь – вот что поистине должно занимать сердце женщины», – с восторгом думалось Каролине, пока чудесное издание захватывало ее трепещущую душу. «Чистота мыслей и высокая нравственность – вот что на самом деле должно беспокоить сердце дамы», – словно услышала она в ответ нравоучения своей кормилицы Паломы, занимавшейся ее воспитанием с самого рождения. И прочти она мысли своей воспитанницы, то непременно осадила бы в ней все порхающие мечты своими приземленными фразами. Да-да, эта порой несносная мавританка просто выводила из себя занудством и скупостью на эмоции. Поэтому свои мечтания Каролина хранила в своем сердце, боясь проговориться об этом вслух.

Да и о каких чувствах можно говорить, если ей, Каролине, уже давно внушали мысли о том, что брак заключают как деловое соглашение, а любовь – лишь миф, созданный людьми? Причем, бедными людьми, не имеющими за своей душой ни дуката приданого. И сейчас эта удивительная книга словно возносила ее в небеса от мысли, что красивые чувства когда-нибудь могут сразить и ее сердце.

Эти воздушные порхания в облаках прервало громыхание открывающейся двери, и Каролина подскочила, едва успев спрятать книгу под кровать. Каково же было ее удивление, когда на пороге своих покоев она увидела старшую сестру!

Приподнятый нос с горбинкой, уродовавший и без того некрасивое лицо Изольды, и гордый взгляд на строптивую младшую сестру так раздражали Каролину, что она едва сдерживалась, чтобы всплеснуть эмоциями. В подобные мгновенья Изольда казалась еще более похожей на отца: густые черные брови сдвинулись, придавая непривлекательности и без того мужеподобным чертам ее худощавого лица, а сомкнутые губы словно пытались сдержать в себе вырывающийся на волю крик.

– Ты – жалкая плебейка… как ты смеешь вносить раздор в семью и расстраивать родителей?! – воскликнула недовольно Изольда, подойдя ближе к сестре и стараясь сохранять выражение лица гордой и воспитанной особы.

– Я – не плебейка! – воскликнула Каролина. – Я – такая же синьорина, как и ты!

– Не смей меня сравнивать с собой, ничтожество, – процедила сквозь зубы Изольда и тяжело вздохнула. – Но это ничего, вскоре я выйду замуж и, слава Иисусу Христу, твои проступки более не коснутся моих глаз.

Изольда томно вздохнула и с яростью посмотрела на сестру.

– Жду – не дождусь, – съехидничала Каролина и ответила той ехидным взглядом.

– Что ты так радуешься? – негодовала старшая сестра. – Ведь не за горами и разрешение твоей участи. И сдается мне, что ты настолько рассердила отца, что твоя помолвка состоится так же скоро.

Сердце Каролины дрогнуло при последних словах сестры, прозвучавших, словно приговор, и она взволнованно опустила глаза. Но растерянность ее продолжалась всего несколько секунд, и она гордо подняла глаза на старшую сестру, окатив ее холодным и пронзительным взглядом, словно видела Изольду насквозь.