Месть Гора - Ги Раше Страница 5

— А вот жители Вавилона верят, что все судьбы предначертаны, — вступил в разговор Хети. — Ты, Ява, лучше, чем кто бы то ни было, успел узнать Тарибатума-вавилонянина! А ведь он не раз говорил нам, что каждому человеку боги дают судьбу, изменить которую невозможно.

— Поэтому-то я и упомянул об этих «табличках судьбы». Мы с ним часто об этом спорили, — подтвердил Ява. — Я восхищаюсь вавилонянами — они люди высокого уровня развития, но я все же удивляюсь, как могут они считать, будто боги настолько глупы, что сотворили людей и каждому дали судьбу, которую нельзя изменить! Только тот, кто не умеет думать, может в это верить! Но вернемся к нашему гостю Хети. Я могу согласиться, что царевну Аснат, впоследствии ставшую его супругой, богиня привела на берег реки в тот самый миг, когда Хети сражался с людьми, желавшими его убить, — надо признать, вмешательство царевны спасло ему жизнь. И все-таки проворство и хитрость Хети, как и ловкость девушки, и ее мастерство возничего, и меткость, сыграли в этом деле не последнюю роль.

— Мы все пребываем в уверенности, — сказал Астерион, — что время от времени боги вмешиваются в жизнь смертных, однако это случается нечасто, а в целом ни один из богов не может предначертать ничью судьбу. Чтобы это было возможным, такой бог должен властвовать над временем, а само время — стать настолько ощутимым, чтобы каждое мгновение существовало до того, как мы его проживаем… Такого быть не может. Но если говорить о себе, то единственное, чего я опасаюсь со стороны богов, так это зависти. Боги не любят, когда человек обретает подлинное могущество. Они сердятся, если люди перестают их почитать, перестают падать перед ними ниц, как это принято делать перед царями в твоей стране, мой добрый господин Хети.

— Этот обычай существует, потому что жители Черной Земли верят, будто их царь — земное воплощение Гора.

— А сам-то ты в это веришь?

— Как могу я в это верить, когда я видел, как Дидумес предал смерти его величество и захватил трон Гора?! Разве можно верить, что достаточно силой сесть на трон, чтобы тут же превратиться в воплощение божества? Если бы государь, который правит своей страной, действительно был воплощением божества или избранным наместником божественной воли, каковыми привыкли считать своих правителей жители Вавилона и Ханаана, он был бы непобедим и уж наверняка никогда бы не лишился своего трона! Нет, правители — такие же люди, как и их подданные. И только верования и нелепые легенды приписывают им божественное происхождение и божественную же защиту. Я убежден, что боги не прикладывают рук ни к восхождению на трон того или иного царя, ни к его свержению. Они довольствуются ролью наблюдателей, смотрят на нас и вмешиваются в исключительных случаях, пример которого ты только что привел, Ява. Вот что я думаю о вмешательстве богини-покровительницы в мою жизнь. Но ты, господин Астерион, прав, когда говоришь, что нужно опасаться зависти богов. Боги низвергают тех, кто поднялся слишком высоко, однако даже им это удается не всегда.

— Достойные внимания суждения о богах и судьбе, — заметила Алкиона. — Но что до меня, то я с нетерпением ожидаю продолжения рассказа о судьбе нашего гостя. Итак, Хети, ты узнал о том, что твоя первая супруга жива. Как ты повел себя с царевной, ставшей твоей женой, о чьем взрывном характере мы наслышаны? Эта Аснат, по твоим словам, очень любила тебя, своего супруга, избранного для нее отцом.

— И которого она сама избрала, — напомнил своим слушателям Хети. — Моя Аснат — не чета женщинам из племен ханаанеев и исмаилитов, которые позволяют распоряжаться своей жизнью отцам или даже братьям, как в том племени, о котором я говорил тогда, когда поведал вам о городе Сихеме.

— По правде говоря, нравы у этих народов дикие, — прервал его Астерион. — Не могу представить, чтобы мой милый сын позволил себе так обойтись со своей сестрой! Я первым бы наказал его за такое своеволие. А теперь, Хети, мы с нетерпением ждем продолжения твоего рассказа…

3

Воспоминания все еще причиняли ему боль, но Хети, вздохнув, продолжил прерванный много дней назад рассказ.

— Я ничего не стал говорить Аснат. Да и зачем? Исет жива, я в этом был уверен, но что мог я в тот момент сделать, если даже Сидури, та самая вавилонянка, что держала трактир в Содоме, не знала, что с ней стало после того, как все они покинули город. Где мне было искать ее? К тому же я был связан обещанием, данным царю Шареку, и мне следовало подумать о сыне. Как отнять его у Зераха? Я имел возможность убедиться, что насильно заставить Зераха указать место, где прячется его сын с моим сыном, мне не удастся. Мне пришло на ум попробовать с ним договориться. К тому же у меня уже не было причин мстить ему за преступление, которого он, как выяснилось, не совершал. С Исет и ее матерью жестоко обращался Нахаш, старший сын Зераха, которого я убил своими руками. «Так что теперь, — сказал я себе, — у тебя нет права молить богов об отмщении, скорее уж Зерах должен просить высшие силы отомстить тебе за смерть своего сына». У Зераха я рассчитывал узнать, кто из приближенных царя выдал меня ему, и предложил прилюдно назвать предателем Дидумеса — человека, который на тот момент правил Великим Городом Юга под взятым при коронации именем Дьедетепре. Для меня важнее было узнать, кто в стане гиксосов является моим врагом, чем осуществить месть, которая не помогла бы мне достигнуть желаемого.

А еще я надеялся, что мои соглядатаи, которых я выставил на площади, все-таки узнают, где скрывается Ханун, выследив служанку, если та решится отправиться к младшему сыну хозяина. Поэтому я выждал какое-то время, хотя, по правде говоря, я с отвращением шел на мировую с человеком, к которому не испытывал ничего, кроме ненависти. Даже если Исет осталась в живых, именно ее отец был повинен во всех наших несчастьях и в том, что до этого самого дня моя дорогая супруга терпит где-то нужду и лишения. Что до меня, то я был уверен: если бы Мермеша нас не предал, а Исет не увели бы силой из нашего с ней дома, я все равно отправился бы в страну царей-пастухов, чтобы выполнить поручение моего государя. И, без сомнения, я бы сделал то, что сделал. Вот только, сохранив жизнь Шареку, я бы не стал жениться на его дочери. Мысль о том, что Исет навсегда покинула меня и теперь пребывает в стране мертвых, перевернула мою жизнь. Не могу я также отрицать и того, что при дворе царя гиксосов я занимал куда более высокое положение, чем в армии царя Аи Мернефере. К тому же царевна Аснат очень меня любила. Я тоже ее любил, и так сильно, что время от времени задавался вопросом, а люблю ли я еще Исет и если когда-нибудь снова ее встречу, сможем ли мы быть вместе? И вот, всем сердцем желая найти сына, я гнал от себя мысли о его матери. Точнее, я хотел забыть ее, чтобы посвятить всего себя той, кто стала моей законной супругой, — дочери царя гиксосов.

Мое решение зрело в течение многих дней, и вот наконец я пришел к Зераху. Он был со мной любезен и предупредителен. Он заявил, что рад моему приходу и предчувствует, что скоро станет одним из приближенных наследника царей-пастухов. Я, воспользовавшись этим замечанием, ответил так: «Я не против такого поворота событий, однако нам следует скрывать наше близкое знакомство, чтобы враги, которых я имею при дворе, могли открыться тебе, не опасаясь, что я об этом узнаю». А еще я сказал, что, если он откроет мне имена этих врагов, я попрошу своего тестя назначить его, Зераха, наместником Авариса. Но все это произойдет только в том случае, если мне вернут сына.