Омуты и отмели - Евгения Перова Страница 5

– Я знаю, что вы здесь. Муся, Митя! Ну-ка – быстро по домам. Кому я сказала?

Раздался приглушенный шепот, шуршание, и появился смущенный Митя – весь в соломе, потом Муся.

– Митя, не ожидала такого от тебя. Иди, а с Мусей мы поговорим.

Он вышел, но встал за дверью. Ишь, рыцарь!

– Митя, иди домой. Я тебя вижу.

Она проследила, как Митя поплелся к дому, и повернулась к дочери. Та совсем не выглядела смущенной.

– Муся! У тебя есть голова на плечах, а? Ты что делаешь?

– А что такого?

– Чем вы тут занимались?

– Ну, ма-ам, подумаешь, целовались!

Не только целовались, Марина прекрасно это «видела».

– Не ври мне! Ты что, не понимаешь, к чему это все может привести? Ты забеременеть хочешь в шестнадцать лет?

– И что, ты меня тогда из дому выгонишь, да? Как в прежнее время было?

– Не выгоню! Но если ты стремишься ребенка родить мне назло – флаг тебе в руки! Вперед! – И Марина, кипя от ярости, повернулась к выходу.

– Ну, мам, прости. Я не знаю, что со мной делается.

– Что с тобой делается? Переходный возраст слишком затянулся, вот что делается! Ты что всем нам хочешь доказать, что ты взрослая? Так веди себя как взрослая. Ты думаешь: «Ах, мне в детстве мороженое запрещали – вот вырасту, каждый день буду есть!» – так, что ли? Взрослый человек отвечает за свои слова и поступки! Ты это понимаешь?

– Да-а, а чего ты тогда меня ругаешь, а Митю отпустила? Я что, одна виновата?

– У Мити своя мать есть, еще поругает. А ты на Митю не сваливай. Он мальчик благоразумный и тебя на самом деле любит.

– А я что? И я его люблю!

– Я не уверена. Пока ты себя только любишь. У тебя ветер в голове. Это ж надо, понесло их на сеновал!

– Мам, ну что такого-то? Поцеловались немножко.

– Вы не только целовались! Муся, ты что, в самом деле не понимаешь? Если ты Митю заведешь, он не устоит, а потом раскаиваться будет. Есть моменты, когда мужчина просто не может сдержаться. А у вас сейчас гормоны бушуют. О чем ты думала? Ты знаешь, как предохраняться?

– Ну, ма-ам! Что ты, в самом деле. Необязательно же сразу… прямо так, чтобы предохраняться! Есть разные способы…

– Она мне будет рассказывать про разные способы! Я получше тебя знаю. Слава богу, чуть не двадцать лет замужем! А вот откуда ты знаешь про разные способы? Я в твоем возрасте только книжками интересовалась, а не разными способами!

– Мам, ну что ты так сердишься. Сейчас время другое. Раньше вы книжки читали, а мы теперь…

– Что вы теперь? По сеновалам трахаетесь?

– Мама! – закричала Муся. – Как ты можешь так про меня говорить?

– А как мне говорить? Чем ты тут занималась? Именно этим. Если б я не пришла…

Муся заплакала навзрыд:

– Ты совсем меня не любишь, если так говоришь.

– Ну вот, здрасьте. Приехали. Я виновата. Ой, горе… – Марина обняла и поцеловала всхлипывающую Мусю. – Как же я тебя не люблю, что ты! Я же о тебе беспокоюсь! Ну? Кто моя любимая маленькая девочка? Обидели маленькую де-евочку. Отняли конфе-етку… А сладенького хо-очется…

Муся не выдержала и рассмеялась:

– Мам, ладно тебе. Я поняла. Я постараюсь.

– Вот и постарайся. Муся, я же все понимаю: я сама женщина… темпераментная. И папа у нас – огонь. Так что ты уж просто гремучая смесь получилась. Научись себя контролировать, я серьезно говорю. Ты ведь как привыкла: что захотела – тут же и получила. А всему свое время и место. Не торопись, у тебя вся жизнь впереди. Тебе шестнадцать лет.

– С половиной!

– Ну конечно, это все решает. Муся, если ты не хочешь, чтобы я глаз с тебя не спускала, тогда веди себя прилично. Как я могу тебе доверять, а? Да ты с твоим везеньем тут же забеременеешь – от одних поцелуев.

– Так не бывает!

– Не бывает. Все-то она знает… Скажи спасибо, отца нет, а то бы я под горячую руку ему нажаловалась. Вот он бы порадовался, что его ненаглядная дочка в сене обжимается. Пожалуй, и выпорол бы.

– Не говори папе, пожалуйста, не говори! Мамочка! Пожалуйста! Я больше не буду, честное слово! Только папе не говори!

– Да будешь, будешь! Разве тебя что удержит? Только я прошу – береги себя. Применяй лучше… разные способы. Головой-то думай! Или что? У тебя теперь не голова, а другое место думает?

– Ну мам! Ты вообще! Такие вещи говоришь, ужас просто!

Марина так и не рассказала Лёшке, но с Юлей поговорила сразу после сеновала – та только ахнула:

– Ты подумай! Сеновал – просто классика. А ты им всю романтику поломала.

– Юль, я тебя умоляю, какая романтика. Это твой мальчик романтичный, а моя засранка только что из кожи не выпрыгивает, как у нее горит. Я боюсь, как бы нам с тобой скоропостижно бабушками не стать.

– Ладно, я поговорю с Митей. Только ему против твоей красотки долго не продержаться.

– Да я понимаю, что мы их не удержим. Если связать только. Так пусть бы предохранялись, что ли. Митя-то хоть знает, что и как? Может, Анатолий с ним поговорил бы? А то Лёшка не сможет, он стесняется.

– Ну да, Анатолий поговорит, как же. Он такого ему нарасскажет! Я сама, ничего. Я могу. Потом, ты знаешь, я подозреваю, что они больше нас с тобой знают. Как твоя-то: разные способы!

– И не говори. Я в ее возрасте вообще ни о каком способе представления не имела.

Марина думала, что Митя будет теперь обходить ее за версту, но на следующее утро он сам к ней подошел – Марина в тенечке чистила картошку к обеду.

Он взял второй нож, сел рядом и стал аккуратно срезать кожуру. Молодец, умеет, подумала Марина.

– Тетя Марина, я хотел попросить у вас прощения… за вчерашнее.

– Мама с тобой поговорила?

– Мама? Да, но я и сам хотел, еще вчера. Это я во всем виноват. Да еще сбежал, как последний трус.

– Ты не сбежал, это я тебя выставила. И не рассказывай мне, что ты виноват, – все равно не поверю.

– Нет, правда! Это я ее к сеновалу привел. Так просто: посидеть, поговорить. Вы же знаете, я к Мусе очень серьезно отношусь. А оно как-то… само… получилось.

– Милый мой, оно всегда только так и получается. Само собой. А потом расхлебывать. Ты помнишь, что Мусе только шестнадцать?

– Да помню. Я понимаю, что нам еще рано…

– Физически-то ей, может, и все восемнадцать, но душа – недоросла. Двенадцать, не больше. А ты взрослый. Не иди ты у нее на поводу, я тебя умоляю. Подождите хоть до ее настоящих восемнадцати. Ты же знаешь, что я могла бы насильно вас развести, но мне не хочется этого делать: вы не марионетки, да и смешно вас от жизни прятать под крылом. А чем больше запрещать вам, тем больше будет хотеться. Поэтому я ничего не говорю, думайте сами. Как будет, так будет. Я все приму, и Юля тоже. Алексей, конечно… ему будет трудней.