Прекрасная Джоан - Молли Хейкрафт Страница 5

Похороны моего супруга проходили в Монреальском соборе; опираясь на руку канцлера Маттео, я шла по широкому проходу. Мне пришлось собрать последние силы, чтобы пройти через долгое испытание. Горе мое нашло выход в те дни, когда тело моего супруга лежало в нашем соборе в Палермо. Пока его подданные толпами входили попрощаться со своим королем и оплакать его, я рыдала и молилась в одиночестве, но сегодня, медленно поднимаясь в гору за резным катафалком, и позже, стоя в прекрасном храме Божьем, с такой любовью и заботой возведенном моим дорогим Уильямом, который больше уже его не покинет, я была отделена от толпы лишь тонкой черной вуалью.

Вначале меня потрясли громкие рыдания придворных, стоящих позади меня; потом я словно окаменела и преисполнилась решимости удержаться от слез до тех пор, пока не останусь одна. Мне помогал полумрак, царивший в соборе. Лишь случайно проникал сюда солнечный луч; в такие мгновения я заставляла себя не смотреть на те два панно, на которых был запечатлен мой милый супруг…

Когда мы вышли через массивные двери, тучи снова расступились, и Уолтер предложил мне на несколько мгновений вернуться в крытую аркаду, чтобы побыть в тишине, и лишь потом спускаться с холма в город. Я согласилась; канцлеру Маттео, который никогда не был в числе моих фаворитов, хватило ума остаться с другими придворными. Приказав леди Катерине и остальным дамам последовать его примеру, я в сопровождении одного архиепископа вошла в аркаду.

– Мне кажется, под этими сводами я ближе к моему господину, – сказала я, когда мы вышли на лоджию перед фонтаном. – Почти все здесь мы проектировали вместе! Он доставил мне удовольствие, разрешив помогать ему выбирать форму колонн… – Я помедлила, положив руку на самую прекрасную из них, ее резьба имитировала кружево из слоновой кости, потом на другую, блестевшую мозаичной инкрустацией. – Фонтаном мы особенно гордились. Сколько часов провели мы здесь до и после того, как было завершено его сооружение!

– Пока стоит Монреальский собор, народ не забудет короля Вильгельма Доброго. – Глаза Уолтера наполнились слезами. Мы стояли у широкой круглой чаши и смотрели, как капли воды, сверкая на солнце, падают из пастей каменных львов.

Мы довольно долго молчали; в тишине слышался лишь плеск воды да отдаленные голоса монахов. Вдруг, как всегда внезапно, порыв горячего сирокко нарушил тишину; листья пальм затрепетали на ветру, вниз посыпались пурпурные лепестки и упали на траву. Со следующим порывом ветра струя воды ударила мне в лицо, намочив вуаль и белую траурную накидку.

– Отведите меня во дворец, дорогой друг, – печально сказала я, возвращаясь под арку. – Отведите меня домой.

К моему величайшему сожалению, я вскоре поняла, что дворец больше не является для меня родным домом. Без моего супруга я чувствовала себя иностранкой в чужой земле, одинокой и несчастной, хотя все кругом были очень добры ко мне. Страдая от тоски по покойному мужу и все возрастающего беспокойства за собственное будущее, я дни и ночи не находила себе места. Единственным утешением служила мысль о скором прибытии на Сицилию моего царственного брата. Он разрешит все мои печали! Он, я не сомневалась, посоветует, что мне делать. Остаться ли в Палермо на правах вдовствующей королевы, согласиться ли провести оставшуюся жизнь в незавидном положении при дворе королевы Костанцы и ее мужа, германского принца Генриха, сына Фридриха Барбароссы? А может, мне надлежит вернуться в Англию, к матушке? Или удалиться в свои обширные владения в Сент-Анджело, подаренные мне Уильямом после нашей свадьбы…

Я ни разу не предпринимала попытки увидеть свои владения; ведь путь на север, через Фаросский пролив и затем по побережью Адриатики к Бари, очень труден. Однако Уильям часто описывал мне мои земли. Он говорил, что мои владения находятся на морском побережье и что в Висте и Липонти, обоих крупнейших городах, есть чудесные замки.

Архиепископ Уолтер, которому я однажды поверила свои сомнения, указал мне еще два пути.

– Вы можете отыскать мирное убежище в монастыре, милое дитя, – сказал он. – Или когда время немного приглушит ваше горе – уверяю вас, так и будет, – вы можете снова выйти замуж. И тогда, по воле Божьей, возможно, вам будут дарованы дети, в которых Господь отказал вам и вашему дорогому супругу.

Услышав его первое предложение, я лишь покачала головой. Услышав второе, бурно запротестовала.

Неужели кто-то другой способен занять место Уильяма!

– Он был так добр ко мне! И как вам известно, мы вместе составляли на редкость счастливую пару. И потом… я слишком стара, чтобы думать о замужестве.

– Слишком стары? Сколько вам лет – двадцать три? Двадцать четыре? – Мой старый друг улыбнулся. – Дочь моя, к вам это не относится!

Затем он сменил тему, и мы заговорили о том, что волновало нас обоих. Костанца и принц Генрих еще не заявили о своих правах на наследование престола.