У подножья Эдельвейса - Элис Маккинли Страница 5

Но ничто не дается даром в этом мире. Эдельвейс не покрывается надолго снегом по одной простой причине: под прямыми лучами солнца ледник легко сбрасывает с себя пушистый белый покров. Лавины сходят не менее четырех раз в год. Конечно, они неопасны для жителей города, только иногда заваливают дорогу в восточной ее оконечности, но той трассой редко пользуются. Ее зачастую даже не торопятся расчищать. А вот альпинисты гибнут на Эдельвейсе почти каждый год…

Джон снова опустил глаза. Прошло три года, а он до сих пор помнит все так отчетливо, словно это было вчера.

Стоял один из самых теплых дней апреля, температура впервые после зимы поднялась до десяти градусов мороза. Солнце сияло вовсю, играло на капоте новой машины, то и дело норовя ослепить его бликами. Джону казалось это забавным, ему вообще все казалось забавным в этот весенний день, потому что он возвращался из командировки на два дня раньше, чем собирался. Вот будет сюрприз домашним! Он специально не стал звонить и предупреждать – так интереснее.

По радио крутили старые хиты, кто-то завывал довольно мило, но заунывно. И погода никак не вязалась с музыкой. Но вдруг экстренный выпуск новостей прервал эту оду страданию. Местная горноспасательная служба извещала население о лавине, только что сошедшей с Эдельвейса. Рекомендовалось пока не пользоваться восточной трассой, которая в скором времени могла оказаться под завалами. Джон тогда не придал значения этому краткому сообщению. Да и что за дело ему было до лавины, ведь он возвращался домой после двухнедельной отлучки. К сестре и к жене, в которых души не чаял, по которым безумно соскучился.

Голова шла кругом от обилия света и хорошего настроения, хотелось петь, радоваться жизни. Вот сейчас Илари, наверное, готовится к очередному тесту по правоведению. Она сидит в своей комнате, склонившись над распечатками, и толстым маркером выделяет главное в прочитанном. Так проходит час, другой, потом Ил встает и идет в кухню к Марии.

– Нет, мне все это надоело! – говорит она, в сердцах кинув на стол свои бумаги. – Не хочу больше, пойду гулять!

– Подожди. – Мария берет листы и быстро пробегает текст глазами. – Тебе что-то непонятно? Давай разберемся вместе.

Она убирает с плиты кастрюлю или вовсе выключает газ и садится к кухонному столу, приглашая Ил. Та нехотя пододвигает табуретку и, наморщив лоб, подперев подбородок кулаками, слушает объяснения старшей подруги. Мария добродушно улыбается, голос звучит мягко, доброжелательно, даже многословные определения, произнесенные так, выглядят куда привлекательнее, чем раньше. Постепенно Ил, этот упрямый подросток, с пока еще непропорционально длинными руками и ногами, у которого на макушке волосы всегда стоят торчком, заинтересовывается. Она еще недоверчиво глядит на ненавистные листы, но уже слушает и даже улыбается.

Не проходит и часа, как в кухне начинается настоящее веселье. Мария изображает суд присяжных заседателей, причем за каждого говорит новым голосом. Ил стучит молоточком для отбивных по разделочной доске и играет роль судьи. Листы превращаются в импровизированный компромат, список особо важных улик.

О эти домашние вечера! Ответственность за Ил легла на Джона после смерти родителей, он стал ее опекуном, когда младшей сестре было всего одиннадцать. Тогда же появилась и Мария – первая девушка, первая любовь. Боже, как давно все это было! Словно в другой жизни, словно тысячу лет назад. Встреча, первое свидание. Как давно и в то же время как недавно это было. Они полюбили друг друга с первого взгляда и уже больше не могли расстаться. Мария, по сути, заменила Илари мать. Счастлив человек, имеющий настоящую крепкую семью, где каждый любим и уважаем, где нет места склокам и зависти.

Ил никогда не любила учиться, многих трудов ей стоило окончить даже школу, а во что это обошлось окружающим, даже вспомнить страшно! Затем Джон на правах старшего брата стал настаивать на колледже. Ил, само собой, идти туда не собиралась, упиралась, как упрямый ослик, заливалась слезами, но все было напрасно.

Джон целыми днями пропадал на работе. И все заботы о новоявленной студентке легли на плечи Марии, тем более что она сама имела юридическое образование. Так и жили, помогая друг другу. Каждый делал то, что у него получается лучше всего. Джон зарабатывал деньги, ведя унаследованный от родителей бизнес, Мария занималась хозя

В тот вечер ничто не предвещало катастрофы. Джон подъехал к дому, когда уже стемнело. Странно, но в окнах не горел свет, дверь оказалась запертой наглухо – на три замка, поставлена на сигнализацию. Уехали? Джон открыл гараж, чтобы поставить свой «мерседес», но, к своему удивлению, обнаружил машину жены. Тогда где же они? Внезапно страшная мысль закралась в сознание: ушли в горы. Еще до командировки об этом шел разговор. Сам Джон не поддержал идеи отчаянной вылазки на Эдельвейс, больше того – строго запретил своим женщинам предпринимать нечто подобное в его отсутствие.

Войдя в дом, он увидел на диване в гостиной старые тросы и перетершиеся крепления, у одного из них была сорвана резьба, другое почему-то плохо держало. Джон знал это, поскольку сам недавно поднимался в горы. Значит, они все-таки не послушались и пошли. И тут в памяти возникли обрывки радиосообщения: «В два часа дня сегодня… Лавина не повредила дорогу, но есть сведения, что может быть повторное… Горноспасательная служба просит население не предпринимать… По предварительным данным жертв нет, заявления об исчезновении не поступали…».

Джон бросился к автоответчику, нажал кнопку воспроизведения записи и услышал:

– Всем привет. Сегодня нас нет дома и не будет до десятого числа. Джон, если это ты, то мы все-таки ушли в горы. Извини, но очень хотелось, а ты бы нас не отпустил. Так что мы удрали, пока тебя нет. Ха-ха. Все. Пока!

Это были последние слова Илари, которой через несколько дней должно было исполниться двадцать два. Конечно, она уговорила Марию пойти с ней в качестве подарка ко дню рождения. Обе занимались альпинизмом, как и большинство состоятельных людей Анкориджа, и покорить Эдельвейс им хотелось давно.

Лавина накрыла их, погребла под тоннами снега. Тела искали три дня, но так и не нашли. Джон еще долго вел поиски за свой счет, словно это могло что-либо изменить. Марии тогда исполнилось бы двадцать девять…

После трагедии жить стало незачем. Джон теперь точно знал, что такое счастье, но еще точнее, что больше оно для него невозможно. Милые лица, родные голоса, кто мог заменить их? И он, бросив дела, уединился. В десяти километрах от места трагедии как раз находился небольшой домик, где жили когда-то служители ныне закрытого парка-заповедника. Купить его и отремонтировать оказалось непростой задачей, но если чего-то очень захотеть, то непременно добьешься.

Уже через семь месяцев Джон продал семейный бизнес, который теперь все равно некому стало наследовать, и скрылся среди гор. Один раз в году ему приходилось спускаться в город, чтобы посетить собрание акционеров. Все остальное время он ничем не занимался. Только вспоминал…

Доход от оставшейся части акций вполне позволял ему жить, не заботясь о хлебе насущном. Сумма получалась по меньшей мере приличная, да еще плюс проценты от довольно крупного счета в банке. Одним словом, потратить все свои деньги при таком образе жизни было просто негде. Джон ни в чем не нуждался, главной ценностью для него стали одиночество и тишина. Вечная тишина, не нарушаемая ни единым звуком.