Анатомия развода - Ирина Лобановская Страница 5

— Заканчиваем! — решительно подвел итог секретарь парткома. — Остальное беру на себя!

— А что это вы хотите взять на себя, Виктор Кузьмич? — ядовито пропищала секретарша начальника.

— У вас есть право меня допрашивать? — нахмурился секретарь. — Да еще в таком тоне? Вы ведь член партии! Что вы себе позволяете?

Секретарша присмирела.

Но анонимки продолжали идти и позже. В общем, появление Горбачева пришлось для Женьки очень кстати. Как раз в том году, весной, очередную анонимку направили в Комитет народного контроля. А до этого целых пять штук разослали в разные инстанции — люди никак не могли успокоиться. Письма разбирали и разбирали… То есть Женькино аморальное поведение. Она уже отупела от разборок, привыкла к ним, притерпелась…

Один раз ей даже пришлось сказать при всех, что Анюта — дочка вовсе не Бориса, а совсем другого человека. Хорошо еще, что от нее не потребовали свидетельства о рождении Ани, где голая правда записана черным по белому… Именно то вранье казалось Жене самым ужасным, каким-то по-настоящему предательским. Но Борис тогда готовился защищать докторскую, и Женя боялась ему чем-нибудь навредить.

К тому времени она переехала в другой кооперативный дом, где жили многие ее коллеги-архитекторы. А свою старую квартиру передала Борису. Он женился в очередной раз и в очередной раз собирался разводиться, но хотел оставить что-то бывшей жене и сыну. Поэтому квартира Женьки ему пригодилась. И маленькая Анюта, невесть каким чудом угадавшая ситуацию, хотя ничего не осознавала и не разбиралась еще ни в чем, старательно обходила всех соседей, гуляла во дворе только одна и возвращалась домой так, чтобы ее никто по возможности не видел и не замечал.

Но давать себя в обиду Анька не собиралась даже в пятилетнем возрасте. Мать прозвала ее жучкой после одного случая.

Соседка по площадке, встретив как-то Аню во дворе, где она гуляла абсолютно самостоятельно, вдруг запела:

— Такой чудесный ребенок, все умеет, все понимает, потому что родителями брошенный! Отец неизвестно где, мать якобы работает целыми днями или занимается своими делами! Няню почему-то уволили. Денег у матери на нее, видите ли, не хватает! А девочка растет сама по себе, никому не нужная!

Аня поняла, что эти не понравившиеся ей разговоры надо немедленно остановить. Если сейчас не поставить соседку на место, наезды на родителей и сплетни будут продолжаться.

— Да замолчи ты, бабуля мелкая! — выдала Аня. — Играть мешаешь! У тебя свои дела, у меня — свои. Так что лучше топай отсюда подобру-поздорову!

Соседка, считавшая себя еще молодой, изумленно затихла, а потом, на все лады ругая современное грубое и наглое поколение, возмущенно протопала к дому. Зато расхваливать Аню и приставать с критикой ее родителей перестала. И вообще старалась обходить девчонку стороной. Как обо всем узнала мать, Аня не догадалась — не сама ведь соседка пожаловалась! — но прозвище «жучка» в семье прижилось. Аня на него не обижалась, считала справедливым и даже гордилась им.

Больше того, она взяла на вооружение крики разгневанной соседки и стала часто, с большим удовольствием и восторгом повторять, копируя чужую интонацию:

— А я совсем обняглела-а!

Девочке нравилось чувствовать и видеть себя сильнее, хитрее и практичнее других, взрослых и старших, проживших на земле куда больше, чем она, Анька, но ума и опыта так и не наживших. Это радовало, вдохновляло на новые подвиги и свершения, подзаряжало силами и энергией, как батарейку. И Аня усердно развивала свои способности, понимая, что именно они ее в конце концов вывезут. Куда и как вывезут — не догадывалась и не задумывалась. Просто знала — и все! И верила в свое светлое завтра.

В одиннадцать лет она заявила матери:

— Ты мне только о сексе ничего не рассказывай! Вы, взрослые, всегда делаете это с таким смущенным видом! Зачем ставить себя в неловкое положение? А я и так уже все выведала, что нужно.

Мать изумилась. Она пыталась заинтересовать Аню своей профессией, которую очень любила. Но Аня оставалась к ней равнодушной и намылилась поступать в медицинский.

— Архитектура — самое непонятное и сейчас почти забытое, к сожалению, искусство, — часто повторяла Евгения Александровна. — Не могу понять, почему так получилось! Ведь именно архитектура символизирует свою эпоху и в течение многих веков напоминает беспамятным людям о прошлом. Словно рассказывает с помощью немногих уцелевших строений и сохранившихся памятников о том, что думали и чувствовали люди, их построившие, о чем они мечтали. Любые храмы и церкви, дворцы и замки, жилые дома и коттеджи — это история. Они лучше всяких книг раскрывают суть, проблемы и величие своего времени.

От мамы Аня научилась внимательно вглядываться в дома, отличать их стиль и особенности, видеть их плюсы и минусы. Но становиться архитектором не собиралась. Только в мед… Она будет лечить людей.

В детстве, увлеченно занимаясь лечением заболевших кукол, зайцев и медведей, Аня вдруг решила, что врач — самый главный человек на земле. Он один может разобраться, что у человека болит, какие ему глотать таблетки, чтобы выздороветь, как себя вести, чтобы не заболеть снова… Он один распоряжается человеческим здоровьем и даже жизнью. Про Бога она тогда не думала. Мать была равнодушна к религии.

Ане часто казалось, что мать немного давит на нее, пробует подчинить себе во всем, сделать себе подобной. Она хотела вырваться из-под этой власти. И с помощью профессии тоже.