Путешествие во времени - Айра Уайз Страница 5

Его словно ударили в солнечное сплетение. Это правда… это явь. Перед ним стоит Сэнди. Не призрак, не образ, воскрешенный из глубин его памяти. Те же золотистые волосы, более темного оттенка золота глаза, гладкая, словно светящаяся изнутри кожа, маленький нежный рот, мягкий, с чувственными интонациями голос, как прежде будоражащий его чувства.

И все-таки это не прежняя Сэнди. Иные и стиль одежды, и прическа. Та Сэнди носила джинсы и потрепанные кроссовки, а не кожаные, ручной работы туфли на высоких каблуках и не изящный черный костюм, у которого на ярлычке наверняка значится имя дизайнера. И волосы ее всегда были распущены и падали на лицо и плечи, как у ребенка. Впрочем, тогда ей было всего двадцать лет.

– Что ты здесь делаешь? – проскрежетал Уго, даже не пытаясь скрыть неприязни.

– Ты удивлен. – Она через силу улыбнулась. – Наверное, мне следовало предупредить тебя.

Эта улыбка подействовала на него как жгучий яд и заставила кровь устремиться туда, куда совсем не следовало. Он переступил с ноги на ногу, не обращая внимания на протянутую руку.

– Тогда тебя не пустили бы дальше нижнего холла, – ответил он с грубой откровенностью.

Рука Сэнди бессильно упала вдоль тела, улыбка сползла с лица. Жар, охвативший тело Уго, начал утихать. Сэнди слегка отшатнулась, и то же движение было повторено кем-то еще. Бросив взгляд в сторону двери, Уго увидел стоящую там секретаршу. Злость вспыхнула в нем с новой силой: второй раз за сегодняшний день Джина становится свидетелем его непростительного поведения.

– Спасибо, Джина, – с убийственной вежливостью произнес Уго.

Секретарша поспешила ретироваться. Сэнди посмотрела ей вслед.

– Джина тебя боится, – снова повернувшись к нему, рискнула заметить она.

– Ты хочешь сказать – уважает, – поправил он. – Но, откровенно говоря, твое мнение о моем персонале меня не интересует. Мне бы хотелось узнать, как ты посмела проникнуть сюда под видом той, которой наверняка не являешься.

Светло-карие глаза, в которых отражался зимний свет, падавший из окна, расширились.

– О, прости, Уго. Я думала, ты знаешь, кто я. Разве ты не получил бумаги из офиса моего адвоката?

Поскольку эти самые бумаги лежали сейчас на столе, хорошо видимые им обоим, это определенно был сарказм, и самый возмутительный. Впрочем, нельзя было отрицать и справедливости ее замечания. Уго прищурился.

– То есть ты действительно Александра Медфорд, которая унаследовала состояние Медфорда? – с недоверием спросил он.

– Что здесь удивительного? – возразила она. – Даже бедной девушке с фермы иногда улыбается судьба.

– Представшая в виде мужа.

Едва произнеся это, Уго готов был откусить себе язык. В его словах прозвучала горечь, и могло создаться впечатление, будто ему небезразлично то, что она польстилась на богатого мужчину.

– Можно сказать и так, – пробормотала Сэнди и с интересом огляделась вокруг.

Глядя на ее нежный профиль, он неожиданно почувствовал, как болезненно сжалось его сердце. Проклятье, подумал Уго. Брось эти штучки!

– Здесь холодно, как в мавзолее, – поежилась Сэнди.

Она права, так и есть. Юнис всегда говорила ему то же самое. Кабинет его сводного брата Лео, находящийся за соседней дверью, был полностью переоборудован. Талантливая Юнис превратила его в нечто более человечное. Но Уго даже близко не подпускал ее к своему кабинету, потому что… Потому что я люблю мавзолеи… и в один из них превратил свою жизнь, вздохнув про себя, признал Уго.

– Что тебе нужно, Сэнди? – мрачно спросил он.

– Для начала было бы неплохо сесть.

– Не стоит, ты не задержишься здесь надолго.

– Это было бы в убыток тебе.

– Дверь там, – холодно протянул Уго. – Моя секретарша проводит тебя.

– О, не будь таким надменным. – Она хмуро взглянула на него. – Мог бы хотя бы ради приличия выслушать меня.

– Ты не скажешь ничего, что я хотел бы услышать. – С этими словами Уго отвернулся и обогнул свой стол.

– А теперь ты говоришь напыщенно.

Он так резко обернулся к ней, что Сэнди невольно отступила на шаг.

– Я говорю как обманутый человек!

Слова камнем упали между ними. Сэнди посмотрела ему в лицо и почувствовала, что у нее подгибаются колени. Крупные, четкие черты словно приблизились, а горящий взгляд темно-карих глаз пригвоздил ее к месту. Губы превратились в две жесткие линии, между которыми угрожающе сверкали зубы. Казалось, только мраморная столешница мешает ему протянуть руки и вцепиться ей в горло.

Сэнди была потрясена. О, вовсе не исходящей от него угрозой, а тем, что он так явно демонстрирует свои чувства. Она всегда знала его как мужчину, который держит себя в жесткой узде. Потребовались недели, чтобы он наконец признался, что испытывает к ней влечение. Уго долгое время осаждал их семейную ферму под предлогом того, что хочет вложить в нее деньги. Он внезапно возникал в самых неожиданных местах вроде склада упряжи или конюшни и стоял, наблюдая, как она загружает кормушки.

– Вам не следовало бы этого делать, – как-то с неодобрением сказал он.

– Почему? – рассмеялась в ответ Сэнди, – Потому что я женщина?

– Нет. – Он даже не улыбнулся в ответ. – Потому что вам это не нравится.

В глубине души она знала, что Уго прав, но не думала, что ее отвращение к этому занятию столь очевидно. С десяти лет она жила на ферме, а это предполагало выполнение какой-то доли хозяйственных обязанностей. Но нравилась ли ей такая жизнь? Нет. Она отдала бы все, что угодно, лишь бы вернуть то время, когда жила в Нью-Йорке с любящими родителями, вдали от фермы, четы сварливых родственников и их слабохарактерного приемного сына.

– Ты сам обманул себя, – прерывистым голосом ответила Сэнди. – И даже не представляешь, как ужасно ты…

– Поставь точку, – высоким голосом предупредил Уго, – пока не поздно.

Это была прямая угроза. Инстинкт самосохранения говорил ей, что следует внять предостережению, но негодование, копившееся в глубине души все эти восемь долгих лет, вырвалось наружу.

– Как сделал ты, предпочтя поверить лжи и не дав мне даже минуты на то, чтобы объяснить, что именно ты видел? – выпалила Сэнди. – Значит, теперь мой черед махнуть на все рукой и уйти отсюда, Уго? Тебе будет легче, если я оставлю тебя в уверенности, что много лет назад ты один жестоко пострадал?