Трон любви. Сулейман Великолепный - Наталья Павлищева Страница 5

Когда-то древний мудрец, кажется, его имя было Каутилья, но для Хафсы все равно, сказал, что правитель должен со дня рождения своих сыновей неотступно наблюдать за ними, потому что царские сыновья подобны ракам: они пожирают своего родителя. Если в сыне не проявится любовь к отцу, то его лучше убить.

Страшно, казалось, этого никогда не будет, а если и будет, то когда-то очень-очень не скоро, но теперь валиде вдруг поняла, что скорей, чем она надеялась. И дело не только в Мустафе или Сулеймане, дело еще и в Махидевран: желая получить власть над гаремом, она может перешагнуть через мешающего Сулеймана. Не потому, что Махидевран злодейка или безумно жаждет власти, не потому, что не любит Сулеймана или обезумела, а потому, что столкнуться им предстоит с Хуррем, с каждым днем набирающей влияние. И схватка эта будет не на жизнь, а на смерть. Ни одна из женщин не виновата в предстоящей схватке, у них просто нет другого выхода, потому что сын победительницы останется жить, а проигравшей погибнет.

Зачем рожать султану сыновей, кроме одного, старшего, если знать, что их убьют? Но как иметь всего лишь одного, если смерть каждый год собирает свой страшный урожай?

И так плохо, и эдак… Как же не будет болеть сердце у валиде, если это беда ее сына и ее внуков?

Хуррем скучала, она сидела, разглядывая вышивку, и вдруг попросила возившуюся со своими снадобьями Зейнаб:

– Расскажи еще о Нур-Султан?

– О ком, госпожа?

– О Нур-Султан, так ведь звали мачеху валиде?

– Да, госпожа, только к чему это вам?

– Расскажи! – строптиво потребовала Хуррем. Ей хотелось капризничать. Если спросила просто так, то теперь настаивала именно из каприза. Ее мало занимала какая-то там Нур-Султан, хотя уже слышала рассказы об этой замечательной женщине от Зейнаб.

Кажется, на нее хотела бы быть похожей валиде, но уж это Хуррем волновало мало.

– Я мало знала ее саму, к тому же давно это было… Но что знаю – расскажу.

– Только не пересказывай, как она в Москву ездила или хадж совершала, я и без того помню. Просто расскажи, какая она была.

Зейнаб начала говорить о том, чему НурСултан учила Хафсу: заботиться о сыне и надеяться на него, а не на мужа.

– Неправильно, потому что сама Нур-Султан так не делала.

Зейнаб вздохнула:

– Она не была валиде, ее сыновья после смерти их отца не могли ни на что рассчитывать.

– Почему хан Менгли-Гирей принял уже немолодую женщину с детьми и сделал ее своей женой?

– Не просто женой, госпожа, а настоящей советчицей. На ложе хан Менгли брал других красавиц, с которыми Нур-Султан уже не могла сравниться, потому что молодость ее прошла, но советовался всегда с ней. Никакого серьезного дела не начинал, пока с ней не обсудит.

– И военные?

– Военные нет, но переписку и с Московией, и со Стамбулом она вела. Умная женщина дружила с правителями! Здесь такое невозможно…

– Почему?

– Потому, госпожа, что Повелитель советуется только с Ибрагим-пашой, ему хватает.

Хуррем вдруг вскинула голову, задорно посмотрела на старую повитуху:

– А теперь будет со мной!

– Э… госпожа, чтобы с вами советовались, нужно знать столько, сколько знает Ибрагим-паша, а это очень много.

– Я тоже много знаю.

– Он другое знает.

Хуррем вздохнула:

– Я думала об этом, Ибрагим-паша умен, но он тоже знает не все. Думаешь, я зря купила Марию и столько с ней беседую? Повелителя интересует Европа, а Мария много знает, ее семья богата и влиятельна, в доме бывали многие художники, скульпторы, поэты…

– Кто?

– Ну, это те, кто рисует картины… Изображает людей на стенах или ткани.

– Повелитель интересуется этим?

Хуррем отмахнулась:

– Да, интересуется, но сейчас я хочу понять, почему правители переписывались с Нур-Султан. Что в ней было такое, из-за чего хан Менгли-Гирей не обращал внимания на ее возраст и внешность?

И снова Зейнаб повторяла все, что только знала и смогла вспомнить о Нур-Султан.

– Она писала письма сама?

– Не знаю, наверное, нет.

– Нужно самой! Я читаю хорошо, а вот пишу плохо. Найди мне переписчицу, умеющую красиво писать по-турецки и по-арабски.

– Можно у хезнедар-уста спросить или у кизляр-аги, в гареме есть переписчицы.

– Нет, у них я ничего спрашивать не буду! Найди переписчицу вне гарема.

Переписчица нашлась, она была в возрасте, но одного взгляда на маленькую, живую Пинар было достаточно, чтобы понять, что имя ей дали не зря, «Маленький источник» оказался весьма полноводным. Пинар не просто хорошо писала и ловко переделывала неуклюжие фразы, она еще и думала быстро и толково.

Пинар была бездетной вдовой, но брат, в доме которого женщина жила, вовсе не противился ее приработку написанием любовных посланий под диктовку знатных женщин.

Валиде и кизляр-ага, конечно, заартачились:

– К чему брать чужую, разве в гареме своих переписчиц мало? Вечно эта Хуррем чудит!

Но Хуррем только плечами пожала:

– Я буду платить Пинар из своих денег.

Сулейман удивился:

– Зачем тебе?

– Повелитель, я плохо пишу, приходится диктовать, а письма, написанные чужой рукой, все равно наполовину чужие…

Султан посмеялся:

– Ну, учись…

Она училась, высунув язык от старания, выводила букву за буквой. Но писала вовсе не письма, Хуррем переписывала книги и документы. Какие? А это была ее хитрость. Сулейман разрешил брать для переписки не только стихи, и подкупленный хранитель носил для Хасеки многие документы, о которых она и подозревать раньше не могла.

Хуррем не столько писала, сколько читала. Сначала она читала эти записки и письма, с трудом справляясь с зевотой, но потом стала понимать, о чем идет речь, вникать в суть. Первое время ей даже снились тысячи верблюдов из караванов с продовольствием, тюки с тканями и мешки с пряностями, просыпалась в холодном поту от того, что ничего не понимала в этих подсчетах.

Потом поняла: и не поймет. Ни к чему переписывать или зубрить цены на товары, запоминать, откуда что привозят, пытаться понять, какой товар в Бедестане для кого предпочтительней. Это все же дело Ибрагима, ему, как визирю, пристало заниматься организацией жизни в Стамбуле.

Постепенно Хуррем теряла интерес, по-прежнему училась красиво писать, но переписывала уже просто книги. Конкурировать с Ибрагим-пашой не получалось. Ибрагим прекрасно знал, что на деле привозится и продается, представлял, где находится та или иная провинция, чем славится и что собой представляет. А что она? Как можно изучать мир, не покидая пределов гарема?