Девушка с приданым - Кэтрин Куксон Страница 5

Врач мягко, но настойчиво уложил роженицу обратно на подушку.

Стучавший ударил еще раз. Теперь уже громче. Родни направился к ведущей на первый этаж лестнице. Он сомневался, что «грязное животное» может сейчас спокойно сидеть в кресле, но худшие его опасения оправдались. Врач услышал бряцанье кочерги, ударяющейся о прутья каминной решетки. Боже правый! Какая же он скотина!

Родни сбежал вниз по лестнице.

– Вы что, оглохли, сэр? – заорал он спине Тима Ханнигена.

Быстро миновав кухню, очутился в прихожей. По входной двери вновь забарабанили.

В лицо ударил порыв ветра со снегом.

– Я уж подумал, что все вы тут вымерли.

Закутанная с головы до пят фигура начала сбивать прилипший к ногам снег, ударяя сапогами о стену.

– Фу-у-у… Ну и ночка!

Гость шагнул в прихожую. Родни, не говоря ни слова, захлопнул за ним дверь и провел в ярко освещенную кухню.

– Привет, Тим! Ты, видно, оглох.

Непринужденная фамильярность слов доктора Дэвидсона удивила Родни. Пришедший бросил на хозяина дома бесстрастный взгляд. На его лице не отразилось даже тени раздражения за то, что пришлось долго ждать, пока откроют. На губах играла полуулыбка, так удивившая Родни при первом знакомстве с доктором Дэвидсоном. Сначала ему показалось, что Дэвидсон над ним насмехается, насмехается незло, но все же… Как он смеет?! Но вскоре Родни Принс все о нем разузнал. Доктор Дэвидсон был сыном бакалейщика из Джероу. Отец заработал денег и потратил их на образование сына. А сын, вместо того чтобы убежать подальше из сточной канавы, в которой родился, вернулся, женился на уроженке Джероу и стал лечить больных в самых неблагонадежных кварталах города возле парома. Семья врача жила в уродливом домишке, выходящем окнами на грязные, покрытые разноцветными пятнами воды речушки Дон, медленно текущей по городку, а затем впадающей в Тайн. Но мрачная обстановка не смыла улыбки с лица Питера Дэвидсона. Со временем Родни понял, что в поведении коллеги нет ни тени насмешки. Просто доктор Дэвидсон не может смотреть на жизнь без этой самой своей полуулыбки. Он никогда не спешил и никогда не выходил из себя. Родни недоумевал, пытаясь разгадать тайну этой странной полуулыбки. Ему очень хотелось получше узнать доктора Дэвидсона, но в то же самое время он отлично понимал, что это невозможно. Они редко пересекались по работе, а представить себе, как Стелла будет сидеть в гостиной за одним столом с женой доктора, было просто немыслимо.

Только очутившись в спальне, Родни нарушил тишину:

– Прошу прощения за то, что вынудил вас покинуть семью в такой день. Сегодня сочельник, и погода настолько ужасная, что…

– Не волнуйтесь. Таковы правила игры. Привет, Кейт!

Опершись руками себе в колени, Питер Дэвидсон склонился над кроватью роженицы.

– У тебя родится рождественский ребенок.

Опять в его голосе прозвучала фамильярность. Родни видел, как лицо Кейт осветилось улыбкой. Так улыбаются старому другу. Доктор Принс почувствовал легкий укол профессиональной зависти. Кейт никогда не улыбалась ему так радушно. Впрочем, никто из его пациентов не относился к молодому врачу так, как они относились к доктору Дэвидсону. Три месяца Родни пытался проникнуть в мир никому не доверяющих людей. Он старался найти с ними общий язык, хотя подозревал, что обитатели этого мира даже по выговору способны определить, что доктор Принс является представителем «высшего класса». Они не могли ясно выразить свои чувства, но в глубине души эти люди негодовали на чужака, считая его высокомерным снобом.

С видимой неохотой Родни Принс снял с себя пиджак и закатал рукава. Холод комнаты проник через тонкую шерстяную ткань рубашки и жилета. Открыв саквояж, он вытащил оттуда все, что могло им понадобиться. За окном раздались голоса. Казалось, что люди говорили, обмотав рты полотенцами.

– Привет, Джо! Веселого Рождества!

– Веселого Рождества, Джимми! Веселого Рождества!

– Домой идешь?

– Нет, приятель. Моя старуха обещала огреть меня кочергой, если только я посмею показаться на пороге.

Приглушенный смех. Затем на улице вновь воцарилась тишина.

Дэвидсон продолжал болтать с Кейт. Родни неожиданно ощутил давящее чувство одиночества. Казалось, он лишился любых человеческих привязанностей. Все, кого он знал, а также его семья и Стелла оставались равнодушными и порицающими. В их холодных взглядах не было места теплу, а чувствовалось лишь недовольство. Родни видел их всех стоящими, вросшими, словно могучие дубы, корнями в склон высокого холма, а сам он превратился в маленький ручеек, катящий, изгибаясь, свои воды у его подножья. Они все казались такими большими и могучими, но все-таки были неспособны остановить бег его вод. Воды ручья добежали до долины, где жили эти люди. Мужчины на улице, рожающая девчонка на кровати, плотный, крепкий врач, который держал ее жизнь за повод, – все они как бы слились вместе. Родни жил среди этих странных людей, но не становился для них своим. Дружеская рука помощи была ему сейчас необходима, как никогда прежде. Чужак потерялся на этом огромном, незнакомом и страшном континенте одиночества. Безрадостный ландшафт тянулся во все стороны: белый, безнадежный и пустой…

«Господь милостивый! – пронеслось в голове Родни. – Так не пойдет. У меня головокружение. Я не завтракал и не обедал… Надо поесть, пока не стало слишком поздно…»

Доктор Принс глянул на Дэвидсона. Врач болтал с Кейт.

– Хорошо, – говорил он роженице. – Если тебе нужно место, ты его получишь. Их прислуга останется в доме еще с месяц. Платят пять шиллингов в неделю. Все будет в порядке, Кейт. Ты получишь место. Не волнуйся.

Родни кивнул коллеге головой. Дэвидсон обошел кровать и склонился над столиком для умывальных принадлежностей.

– Будет непросто. Надо дать ей это понюхать, – сказал Родни Принс, протягивая доктору Дэвидсону бутылочку и ватку.

Тот кивнул головой и вернулся к постели Кейт Ханниген.

– Старикам почти по восемьдесят лет, а их сестре – около семидесяти. В доме только восемь комнат. Когда они сказали мне сегодня, что их служанка уходит, я сразу же подумал о тебе, Кейт. Дом небольшой, уютный. Находится в Вестоу. Если ты туда переедешь, то будешь всем обеспечена. А теперь дыши ровно, Кейт. Вот так… Да. Все будет хорошо.

Дэвидсон повернулся к Родни:

– Это ее немного успокоит. Все они хотят попасть в хороший дом. Маленькая бедолага! Она и сама почти ребенок.

– Вы ее давно знаете? – спросил Родни, поворачивая лежащую так, чтобы легче было принимать роды.

– Да. Выросла, можно сказать, на моих глазах. Все здесь знают Кейт Ханниген. Она первая красавица и вообще… Когда-то была чудным ребенком. Меня всегда удивляло, как у старого Тима Ханнигена может быть такая милая дочурка. До вчерашнего дня я не знал, что она попала в беду. Признаюсь, я удивлен. Она всегда казалась мне другой, непохожей на остальных. Кейт была тихой, мечтательной девочкой. Я считал, что ей здесь не место. Она не гуляла с парнями. Напротив, избегала их общества. Впрочем, если бы парни осмелились подбивать клинья к дочери старого Тима, я им не завидую. А теперь вот… Бедная Кейт!