Цветок душевного стриптиза - Галия Мавлютова Страница 5

– Сейчас чаю налью, – сказала Акимова, и опять поплыли, потекли различные звуки. Звякнула посуда, полилась вода, громко рявкнуло радио, залилось многоголосьем и испуганно умолкло, чайная ложечка душераздирающе заскребла по дну чашки. Я закатила глаза. Да она с ума сведет меня. Развела китайскую церемонию. Я же умираю от ожидания. Сейчас сгорю, скончаюсь. И лапки кверху. А она чашками брякает. Это же надо уродиться такой идиоткой. Акимова патологически неисправима. Она была, есть и навеки останется умопомрачительной дурой.

– Ир, ну говори, а то я отключусь, – сказала я, надеясь, что легкий шантаж не помешает мне в достижении заветной цели.

Все было попусту. Шантаж не помог. Акимова тщательным образом готовилась к процедуре. Ирину можно было понять: она давно не болтала с подругами по телефону, не встречалась с друзьями и коллегами. Никто из компании не удосужился навестить Ирину после рождения второго ребенка. Из отдела кадров «Хауса» прислали в роддом цветочки, пакеты и забыли о сотруднице, будто она не ребенка родила, а в ящик сыграла. Умерла. Закончилась. Нет больше Акимовой. А она есть. Никуда не делась. Живет и здравствует. Хочет дружить, общаться, разговаривать, получать удовольствие от беседы, хотя бы по телефону. И мне стало стыдно. Могла бы уже навестить подругу, а не изводиться, сидя с прижатой к уху трубкой и онемевшей от неустанного качания ногой. Нервы ни к черту. Я попыталась успокоиться. Представила кухню со старинной горкой, стол с цветистой скатертью, чашку с горячим чаем, сахарницу, розетку с прозрачным вареньем, серебряную ложечку с витой ручкой. У Колиной мамы повсюду в доме старинное серебро. Муж Коля когда-то слыл богатым женихом, это сейчас он – временно неработающий, то есть БОЗ. Без определенных занятий. БОМЖ – это лицо без определенного места жительства. А Коля – типичный БОЗ, его недавно поперли из «Максихауса», кстати, уволили Николая по настоятельной рекомендации Дениса Черникова. Но Акимова не знает, по чьей инициативе муж остался без работы. Исходя из незнания и бабьего простодушия, Ирина проникновенно прижимается к холодному плечу Дениса Михайловича в момент получения детского пособия. Марк Горов олицетворяет собой образ врага всего коллектива компании. Горов все забирает. Отбирает. Выгоняет на улицу. А Денис Михайлович Черников вызывает у сотрудников доверие и нежность. Вдруг в будущем пригодится, когда-нибудь, ведь рано или поздно мужу Коле придется искать работу. Одна Ирина всю ораву не прокормит. Нет. Не прокормит. И я настроилась на нужную волну, приготовилась слушать женскую исповедь. Приподняла уши. Враги и друзья иногда меняются местами. Так устроена жизнь.

– Настя, Черников сказал мне по секрету, что он давно тебя любит и даже не прочь жениться на тебе. Ты слушаешь? – сказала Акимова, а я онемела. Эфир вновь заполнился звуками, что-то загремело, забренчало, застучало. – Закройте дверь, мама, я сказала!

Еще раз что-то стукнуло, громыхнуло, и посторонние звуки исчезли, – видимо, оскорбленная в лучших чувствах акимовская свекровь смиренно удалилась, нещадно грохнув на прощанье дверью. Назло невестке. А приходила мама на контрольную проверку. Это же не свекровь, а целый генерал семейных войск.

– Настя, ты куда пропала, слышишь меня? – сказала Ирина, и я молча кивнула.

А что я еще могла делать? Слушала подругу, разумеется, говорить уже не могла, не было слов, они закончились, иссякли. Все силы нервы съели. Началось интенсивное истощение.

– Так вот, мне кажется, что Черников специально мне это сказал, чтобы я передала тебе эту новость, а ты как думаешь? – бешено протараторила Ирина, а я вся съежилась.

Давно витали надо мной мухи подозрения, но, как могла, я отбивалась от них. Предчувствия могут обмануть. Не обманули. Денис Михайлович Черников решился открыть мне свое жестокое сердце посредством других людей. Использует любые возможности. Ловкач. Выжига. Деляга.

– Думаю, что, – глухо проворчала я, – быть женой Цезаря может только работник бухгалтерии. Им это к лицу. Всему коллективу. Разом.

– Опять прикалываешься, Настя, а я считаю, ты радоваться должна, обеими руками держаться за свое счастье. У тебя сейчас плохие дела. Совсем плохие. А ты не хочешь соломку под себя подстелить. Тебя никто не возьмет на работу в Питере. Никто. Черников намекнул мне, Настя, что тебе надо выйти за него замуж, иначе он тебя слопает. И что ты вообще теряешь, у вас же раньше были с ним какие-то отношения, – почти захлебывалась от нахлынувшего общения Ирина.

Акимова спешила выговорить секрет. Она хотела завершить удачную комбинацию. Торопилась, будто избавлялась от ценного груза. Сваха как-никак. А я внутренне взбесилась. Злой вестник нам не брат. И не сестра. Я уже ненавидела Акимову. И одновременно была благодарна ей, ведь дурные вести ниспосланы мне сверху. Они пришли от кормящей матери. Ни обиды, ни злобы, ни гнева во мне не было. Где-то внутри проснулось волнение. Сначала я не поняла, что со мной происходит: стресс, ярость? Нет. Я дура. Настоящая дура. Баба. Глупая женщина.

– Глупая женщина, – сказала я, пытаясь обрести равновесие в своей душе, с трудом переваривая услышанное, – дура-баба, идиотка.

– Настя-я-я, – в трубке опять что-то зазвенело, на сей раз бестолково задребезжал голос Акимовой, – ты говори, да не заговаривайся. Зачем ругаешься плохими словами, ведь ты филолог по образованию?

– Ой, Ир, прости, пожалуйста, родная моя, это я себя ругаю, а от моего образования и следа не осталось, в голове никаких мыслей, одни ругательства, прости меня, – сказала я, прибавив нам с подругой немного родственных отношений.

Немного прибавила. Всего каплю. Для достоверности. Сработало. Как часы. Ирина обмякла. Набат заткнулся.

– Не ругай себя, Анастасия, по фэн-шую запрещено себя бичевать, надо постоянно хвалить собственную персону, лицо, фигуру, дом, мебель, тогда счастье валом повалит. Как манна небесная с неба посыплется. Мне тут книгу с фэн-шуями подсунули в книжном магазине. Я наизусть выучила все заповеди. Теперь живу и дышу сообразно восточной пропаганде, – сказала Акимова и куда-то исчезла.

Наверное, Ирина зажала трубку ладонью и дает указания младенцу, в какую сторону повернуть головку, чтобы получить бутылочку с молоком. Муж Коля и его мамаша плевали на акимовские указания, они неуправляемые, оба без руля и без ветрил. Ирина может раздавать инструкции только собственным детям. Одному чуть больше года, второй только что из роддома. Зато оба – послушные солдаты. Верные оруженосцы. Акимовой явно требовались мои комментарии. Иначе она не сможет передать донесение Черникову. Но шпионские страсти уже утихли.

– Ир, а как дети, не болеют, здоровы? – крикнула я в онемевшую трубку, но там уже было глухо и пусто.

Ирина Акимова давно пребывала в лоне семьи, она выговорилась, освободила свой организм от чужого секрета. А я отключила сотовый, выдернула телефонный шнур из розетки. Избавилась от всякой связи с внешним миром, мне больше не нужны посредники при передаче дурных новостей. Итак. Все сначала. По порядку. Всеми фибрами души я хотела избавиться от назойливой связи, забыть Черникова, навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Вырезать. Хирургическим методом. Лишь бы отсечь все лишнее. И выбросить на помойку. Мы не можем быть вдвоем. Мы не любим друг друга. Нам было весело поначалу, затем наступило охлаждение. Настоящее оледенение. Денис почему-то обожал заниматься любовью в нетривиальных местах. На ковре, в ванной комнате, на кухне. Однажды он прижал меня к работающей стиральной машине. Я испугалась. Но он нежно привлек меня к себе. Осторожно перенес мое тело, а сам прислонился к подрагивающему аппарату. Я даже не успела сообразить, в чем дело. Все произошло мгновенно. И Черников вошел в меня. Легко и плавно, в такт работающей машине. Будто включилось что-то космическое, нереальное, движения выталкивали меня изнутри и подталкивали снаружи, создавая вокруг неземное блаженство. Я больше не сопротивлялась, ослабела, полностью отдалась его воле. Страх прошел. И вдруг наступил восторг. Все вокруг стало призрачным, отстраненным, зыбким. Я находилась между сознанием и беспамятством, стала невесомой, легкой, прозрачной, меня можно было просмотреть насквозь. Неожиданно я почувствовала внутри себя холод. Будто кто-то втолкнул в меня морозную струю и она создала внутри огромный холодильник. Денис Черников занимался любовью механически. Как стиральная машина. Как сексуальный вибратор. Из него выходил жгучий мороз, застывая во мне ледяными глыбами. Казалось, он жаждал передать холод мне, чтобы самому избавиться от внутренней стужи. Я закричала, оттолкнула Дениса. Мне стало страшно. Ледяной рыцарь. Робот. Станок.