Страсти по императрице. Трагические любовь и судьба великих женщин - Жюльетта Бенцони Страница 5

А потом внезапно вообще перестал ее видеть: позади нее обнаружил очаровательное создание, с мечтательным личиком и полными звезд глазами, с восхитительной фигуркой… Конечно, это еще юная девочка, но так хороша, так привлекательна, что одного ее присутствия хватает, чтобы затмить все окружающее, вычеркнуть других из памяти… С того момента он видел только ее, тем более что очаровательная Сисси не обращала на него никакого внимания — счастлива была снова видеть своего друга Карла—Людовика; кажется, еще немного, и эти двое попросят разрешения пойти поиграть в сад.

Вдруг Сисси почувствовала, какое внимание уделяет ей Франц Иосиф; тут же смутилась и покраснела, с нее слетела естественная игривость, которая заставляла хмурить брови тетку Софию. Она ухватилась за своего друга Карла Людовика как за спасательный круг: не смела смотреть ни на императора, чей улыбающийся взгляд проводил ее в непонятное ей самой смятение, ни на Елену — боялась увидеть на ее лице разочарование, понять которое так легко.

Почувствовал разочарование и еще один человек — Карл Людовик. Страстно влюбленный в красивую кузину, юный эрцгерцог прекрасно понял, какое значение имеет взгляд брата, и вечером того же дня, после ужина, в кругу семьи высказал матери свою боль — не мог скрывать:

— Сисси очень понравилась Францу, мама, гораздо больше, чем Нене. Вот увидишь — он предпочтет ее сестре.

— Ты не бредишь? — Эрцгерцогиня пожала плечами. — Такую девчонку?! Это было бы катастрофой!

Вполне возможно, она просто—напросто старалась успокоить себя — ведь глаз у нее наметанный. Но ее иллюзиям не пришлось длиться долго: на следующий день, едва она успела встать с постели, к ней, не дав даже возможности позавтракать, явился Франц Иосиф; он весь светился.

— Знаешь, — сказал он, — Сисси просто прелесть!..

— И ты врываешься ко мне в такой час, чтобы сказать это?

— Тысячу извинений, мама, но я должен тебе это сказать! Она обворожительна, восхитительна!

— Но она всего лишь ребенок!

— Конечно, она очень молода, но посмотри на ее волосы, глаза, на ее очарование, на всю ее личность! Она изысканна.

— Но ведь есть Елена. Та Елена, которая…

— Елена — ничто! Она прекрасна, но ее не видишь, когда есть Сисси.

— Ладно, успокойся! Ты еще сам не знаешь, что тебе нужно. Следует поразмыслить. Время на это у тебя еще есть, не стоит торопиться! Никто не требует, чтобы ты немедленно обвенчался.

Но попробуйте остановить поток в его неумолимом движении! Широко улыбнувшись, молодой император нежно обнял мать:

— Мне кажется, лучше не затягивать с этим. Я немедленно постараюсь увидеться Сисси — до обеда.

И тут же ушел заниматься своим делами самодержца, озаренный мыслью — сможет побыть наедине с той, которую уже считал своей любимой… К несчастью, он ее не нашел и с хмурым выражением лица, несколько раздраженный, сел за стол рядом с Еленой, на которую продолжал не смотреть. Эта несчастная даже не услышала звука его голоса. Он глядел только на Сисси, сидевшую в другом конце стола — между эрцгерцогиней Софией и принцем Гессенским.

А девушка, чрезвычайно смущенная пристальным улыбающимся взглядом, которого он с нее не спускал, практически не притронулась ни к одному из поданных блюд, чем вызвала удивление соседки по столу.

— Сисси, видно, решила, что сегодня постный день! — засмеялась эрцгерцогиня. Отведала только овощного супа и русского салата.

На следующий день на императорской вилле предстоял большой бал; в ходе его, как всем при дворе известно, котильон — решающий танец… Это знали все, кроме Сисси, продолжавшей упорно считать сестру будущей императрицей Австрийской — вопреки ледяному выражению лица Елены.

Когда сестры появились в большом зале, среди присутствовавших пробежал шепот восхищения, адресованный, увы, скорее Сисси, чем Елене, а ведь девушка, в блестящем белом платье, с гирляндой плюща в темных волосах, так красива… Но ее младшая сестра, словно окутанная облаком из розового муслина, с маленькой бриллиантовой стрелкой в волосах, — неотразима. А когда настало время котильона, именно ей Франц Иосиф преподнес традиционный букет, приглашая на танец.

И всем стало ясно: ставки сделаны, они присутствуют при рождении императрицы. Эрцгерцогине Софии пришлось употребить все свое самообладание, чтобы не выказать неудовольствия. Что касается Елены, она удалилась в пустой салон, чтобы скрыть печаль.

Добавить, собственно, нечего: на следующий день Франц Иосиф направился к матери, чтобы уговорить ее попросить за него руки его кузины Елизаветы, — если только та согласится выйти за него замуж.

— Умоляю вас, мадам, убедить тетю Людовику, чтобы она не оказывала никакого давления на Сисси. Бремя мое, Бог свидетель, настолько тяжело, что разделить его со мной — удовольствие малоприятное. Я хочу, чтобы ей это сказали!

— Дорогое мое дитя, почему ты считаешь, что женщина не почувствует себя счастливой, если облегчит тебе выполнение трудной задачи своим очарованием и веселостью? Однако все будет сделано так, как ты желаешь.

Вечером того же дня герцогиня Людовика с некоторым беспокойством и с сильным волнением передала Сисси просьбу императора, тщательно подбирая слова и в точности выполняя пожелание Франца Иосифа.

— Этот брак, как ты прекрасно понимаешь, возможен, только если ты любишь Франца, — если ты любишь его достаточно сильно, для того чтобы согласиться разделить с ним всю тяжесть короны. Любишь ли ты его?

— Как же я могу его не любить? Но почему он подумал обо мне? Я ведь такая молодая, такая незначительная… Я сделаю все, чтобы он был счастлив… Но смогу ли я это сделать? Конечно же, я его люблю! Но чувствовала бы себя еще счастливее, не будь он императором!

В ближайшее воскресенье, по окончании мессы в церкви Ишля, Франц Иосиф взял Сисси за руку, подвел к епископу, закончившему службу, и громко произнес:

— Монсеньор, соблаговолите благословить нас! Вот моя невеста!

23 апреля 1854 года, накануне свадьбы, Елизавета смотрела сквозь стекла окна дворца Шенбрунн, как садовники занимаются весенними работами, когда к ней в комнату, почти шатаясь под тяжестью своей ноши, вошла графиня Эстергази, ее будущая первая фрейлина. Она притащила два толстых тома и положила их на стол.

— Ради бога, графиня, что это вы принесли?!

— Предметы чрезвычайной важности, ваша светлость. Вот эту книгу (она приподняла огромный фолиант — больше переплета, чем текста) вашей светлости достаточно пролистать: здесь описан свадебный церемониал, принятый при австрийском дворе.

Будущая императрица послушно полистала книгу и рассмеялась:

— Боже всемилостивый! Как все сложно! Я вижу там такие выражения: «светлейшие дамы и высокосветлейшие дамы», «пажи и носители шлейфа», «придворные дамы и дамы в апартаментах»… Кто же такие эти «дамы в апартаментах»?

— Это те, кто, в отличие от дам, имеющих широкий доступ и ограниченный доступ, имеет право появляться в апартаментах только в строго отведенное время и только по предварительному приглашению.