Дочь Клеопатры - Мишель Моран Страница 5

Мы трое повиновались, и я невольно впилась ногтями в руку Александра.

Как только мама появилась перед решеткой, послышался гул голосов. Один из солдат приказал нам сдаваться. Тогда она вздернула подбородок, так что сердоликовые глаза грифа уставились прямо на римлян.

— Я сдамся, — провозгласила царица через железную решетку, — если Октавиан поклянется, что Египетским царством будет править Цезарион.

Мы подошли чуть ближе, чтобы расслышать ответ солдата.

— Ваше величество, этого я не могу обещать. Однако смею заверить, вас ожидает уважительное и мягкое обращение.

— Не нужна мне ваша мягкость! — выкрикнула она. — Цезарион — сын Юлия Цезаря и законный наследник египетского трона. Птолемеи правили этой страной почти триста лет. А что намерены сделать вы? Установить здесь римское господство? Сжечь Александрийскую библиотеку и творить убийства на улицах величайшего города в мире? Думаете, люди на это согласятся?

— Ваши люди лезут из кожи вон, чтобы заверить Цезаря Октавиана в своем почтении.

Мать отшатнулась, точно солдат ударил ее.

— Он что же, присвоил имя Юлия?

— Октавиан — его приемный сын и наследник.

— А Цезарион — дитя по крови! Стало быть, они братья.

Надо же, мне это никогда не приходило в голову. Я подошла поближе, чтобы взглянуть на солдата через решетку, и вдруг почувствовала на талии чью-то сильную руку. В шею уткнулось холодное лезвие.

— Мама! — крикнула я.

Александр хотел броситься на защиту, но тут со второго этажа на нас обрушились римские воины, проникшие через открытое окно. Двое схватили Ираду и Хармион, а третий крепко держал Птолемея за руку.

Царица вытащила кинжал из ножен у пояса, однако было поздно. Широкоплечий римлянин выкрутил ей запястье, в то время как его товарищ отпер тяжелую дверь.

— Пустите меня!

В голосе матери прозвучало столь грозное предупреждение, что, хотя вражеские солдаты и не обязаны были подчиняться, мужчина поспешил убрать руку, как только отнял оружие.

А ведь мог бы легко сломать ей предплечье, если бы захотел. Могучим телосложением он походил на отца, и я задалась вопросом: может быть, это и есть Октавиан?

— Доставить их во дворец, — резко бросил римлянин. — Цезарь желает поговорить с ней, прежде чем обратиться к жителям Александрии.

Мама вскинула голову.

— А вы кто?

— Агриппа. Бывший римский консул и главнокомандующий морскими силами Цезаря.

Мы с Александром переглянулись стоя в разных углах чертога. Агриппа — тот самый, кто победил отца при Акции. Тайная причина каждой военной победы Октавиана. Человек, которого папа боялся сильнее всех. По рассказам отца, ему шел тридцать первый — тридцать второй год, но круглое и гладкое лицо выглядело гораздо моложе.

— Агриппа, — с нежностью произнесла царица, словно лаская шелк. Она говорила на латыни и почему-то с акцентом, хотя умела бегло изъясняться на восьми разных языках. — Видишь эти сокровища? — Мать показала на пол, устланный шкурами леопардов и почти до отказа заставленный тяжелыми коваными сундуками из золота и серебра. — Все это может сделаться твоим. Зачем отдавать добычу Октавиану, когда ты единственный победитель Антония?

Агриппа прищурился.

— Предлагаешь мне обмануть Цезаря? С тобой?

— Я только говорю, что народ принял бы тебя как нового фараона. Конец войне. Конец кровопролитию. Мы стали бы править, как Исида и Геркулес.

Мужчина, державший меня, усмехнулся, и мамин взгляд метнулся к нему.

— Предлагать Агриппе предательство, — промолвил воин, — то же самое, что уговаривать море не видеться с берегами.

Тот, о ком зашла речь, крепко сжал рукоять меча.

— Она в отчаянии; сама не ведает, что несет. Стереги сокровища, Юба, и…

— Юба, — произнесла царица со всем отвращением, на какое только была способна. — Я тебя знаю.

Она шагнула вперед, и воин разжал руки. Все равно я уже не могла убежать, ведь мавзолей оцепили солдаты Октавиана. Прижавшись друг к другу, мы с Александром смотрели, как мама надвигается на мужчину с длинными — длиннее, чем у любого из римлян, — черными волосами.

— Твоя мать была гречанкой, отец проиграл сражение Юлию Цезарю, и вот, посмотри на себя, — проговорила царица, презрительно глядя на кожаную кирасу и обоюдоострый клинок. — Настоящий римлянин. Как бы они тобой гордились!

Юба стиснул челюсти.

— На твоем месте я бы поберег красноречие для встречи с Октавианом.

— Что же он сам не явился? Где этот могущественный победитель цариц?

— Должно быть, осматривает свой новый дворец, — ответил Юба.

Его слова застали маму врасплох. Внезапно лишившись уверенности, она обратилась к Агриппе:

— Не вздумай вести меня к нему.

— Другого выбора нет.

— А как же мой муж?

Царица подняла взгляд туда, где лежало залитое солнечными лучами отцовское тело.

Главнокомандующий поморщился: Рим до сих пор не желал признавать законность их брака.

— Его похоронят с почестями, как подобает консулу.

— Здесь? В моем мавзолее?

Агриппа кивнул.

— Да, если пожелаете.

— А дети?

— Отправятся с вами.

— Да, но… что насчет Цезариона?

Я заметила быстрые взгляды, которыми он обменялся с Юбой, и в груди что-то болезненно сжалось.

— Об этом вам лучше спросить у Цезаря.