Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия - Екатерина Вильмонт Страница 5

– Нет. Зачем?

– Зря. Пригодились бы. На парик или на продажу. Чудачкаты, Татка.

Наталия Павловна не успела ничего ответить, так как дверьвновь открылась и в кабинете возник довольно высокий мужчина:

– Можно?

– Илья? – ахнула Наталия Павловна.

– Приветствую, девушки! – нарочито веселым голосомпоздоровался он. – Таточка, можно с тобой поговорить? – Онвыразительно посмотрел на Рину.

Но та сделала вид, что не поняла намека.

– Тата, где тут можно поговорить? – стоял на своемИлья.

– Пойдем на лестницу, – обреченно произнеслаНаталия Павловна.

– Татка, мне удалиться? – шепотом спросилаРина. – Только вам тут все равно не дадут покоя.

– Не стоит, мы сходим покурим…

С тяжело бьющимся сердцем она вышла в коридор. Илья шагалследом, теребя в руках меховую шапку.

К счастью, на лестнице никого не было. Они спустились наполпролета.

– Я тебя слушаю, – обернулась к нему НаталияПавловна.

– Тата, я хочу сказать…

– Зачем ты сюда пришел? Почему не домой?

– Дома… Дома неудобно.

– А тут, по-твоему, удобно? Ты, наверное, боялся, чтодома я закачу истерику, да? А на работе уж как-нибудь сдержусь, да?

– Ну, в общем…

– Хорошо, говори. – От волнения у нее вдруг пропалголос.

– Тата, поверь, я очень долго думал, прежде чем решилсяна этот шаг… Но я больше не мог. И вообще, все так сложилось… Одним словом, япредлагаю в наших общих интересах и в интересах нашей дочери…

В одной фразе два «в интересах», машинально отметила она.Впрочем, здесь это служит для усиления эффекта, значит, можно. Недаром жесчитается, что профессиональные навыки отмирают последними. Господи, что зачепуха лезет в голову…

– Извини, что ты сказал? – подняла она на негоизмученные глаза.

– Я говорю, что в интересах нашей дочери нам следуетсохранить нормальные отношения, ты не согласна? В конце концов, ты ведь тожееще можешь устроить свою жизнь, правда?

– А ты? Ты ее уже устроил?

– Ну в известном смысле… Тата, ты же разумнаяинтеллигентная женщина… Ну так случилось, я встретил другую… Так бывает. Мыведь с тобой в общем-то неплохо жили и…

– А зачем ты Лушку увел?

– Что? Ах, Лушку… Но ведь с ней просто некому будетгулять. Кто ее выводил, может быть, ты?

– Я ходила с ней…

– Раз в год по обещанию! И Иришка тоже толькотетешкалась с ней, а гулял почти всегда я. Собаку просто необходимо выгуливатькак минимум два часа в день.

– Ты пришел, чтобы рассказать мне, сколько положеногулять таксам?

– Тата, не надо истерик. Я пришел сообщить, что вовсене намерен исчезать из вашей с Иришкой жизни. Я буду регулярно с ней видеться,буду давать деньги, и вообще… если вам что-то понадобится, обращайтесь ко мнебез всякого стеснения. Я вас вовсе не бросил, я просто теперь буду житьотдельно. Давай так считать, и всем станет легче.

– Илюша, ответь, когда ты делал ремонт, ты уже знал,что уйдешь, да?

– Ремонт? Нет, нет, – покраснел он. – Нет,все вышло спонтанно. Я и не думал…

Врет. Определенно врет, решила Наталия Павловна.

– Послушай, а ведь ты не умеешь врать, хоть и адвокат…Если адвокат не умеет врать, значит, он плохой адвокат. Я всегда считала, чтоты профессионал. А теперь вот выяснилось… Это хорошо. Илюша, пожалуйста,разочаруй меня еще чем-нибудь.

– Знаешь, если бы ты была актрисой, я бы еще понялтакие речи. Артисты же часто говорят словами из своих ролей. А ты, вероятно,выражаешься словами из какого-то идиотского романа… «Илюша, разочаруй меня ещечем-нибудь»! – злобно передразнил он ее.

– Пошел вон, – вдруг очень спокойно сказала она.

– Что?

– Пошел вон!

Она повернулась на каблуках и побежала вверх по лестнице.

– Тата, подожди!

Он догнал ее и схватил за рукав.

– Погоди, не надо сердиться! Мы еще не договорили.

– Я все поняла. Ты благородный, будешь давать деньги надочку и по выходным встречаться с ней в каком-нибудь общественном месте. Чтоеще ты хочешь сообщить?

– Татка, ну зачем ты так? Ну мы же еще нестарые, можемначать новую жизнь, и потом, мы давно уже не любим друг друга. Так чего радинам мучиться? Иришка уже большая, все понимает… Может, ты еще поблагодаришьменя когда-нибудь, что я разрубил этот гордиев узел…

Она застыла на месте. Давно уже не любим друг друга? Но я-толюблю его! А он, значит, давно… Только не смей говорить, что ты его любишь, несмей! – приказала она себе. Ты потом пожалеешь…

– Да, наверное, ты прав, – медленно произнеслаона. – Я давно уже тебя не люблю. Просто, знаешь ли, неприятно, когда тебятак бросают. Я хотела ради Иришки… Терпела ради нее…

Он изменился в лице. Слышать, что его давно не любят быловсе-таки неприятно.

– Ну вот видишь… Стоило посмотреть правде в глаза – ивсе сразу прояснилось. Предлагаю остаться друзьями. Так будет лучше для всех.

– Хорошо.

– Я знал, что ты умница. И очень рад, что мы объяснилисьначистоту. Скажи, у тебя кто-то есть, правда?

– А тебя это совершенно не касается! И давай-капоскорее оформим развод, я не хочу с этим тянуть.

– Таточка, золото мое!

Он поцеловал ей руку.

– Ну все, у меня много работы. До свидания!

И она бегом кинулась вверх по лестнице.

Илья Андреевич облегченно вздохнул и пошел вниз. Интересно,если у нее кто-то есть… Давно ли? Или она соврала? Да нет, вряд ли. Видно,сначала взыграло уязвленное самолюбие, а потом сообразила, что ей тоже нужнасвобода… Вон я даже еще не заикался о разводе, а она уже потребовала…Любопытно!

…Во время «высокого сезона» Софье Давыдовне Штальман послеработы хотелось обычно только добраться до дома и уставиться в телевизор. Носейчас, в феврале, клиентов почти не было, поэтому она вполне могла позволитьсебе уйти с работы пораньше и прошвырнуться, например, по магазинам. Надо бызаранее купить подарок маме к Восьмому марта. Сама Соня, как и ее подруги, несчитала этот день достойным внимания, но мама всегда ждала подарков ипоздравлений. И очень обижалась на тех, кто позволял себе забыть о том, что онаженщина. И гостей мама всегда собирала. Что бы такое ей купить? У нее вообще-товсе есть… Куплю-ка я ей новые духи. Она их обожает.

Магазин парфюмерии располагался неподалеку. Небольшой, ношикарный. На улице было темно и промозгло, а в магазине светло, красиво и оченьхорошо пахло. Из покупателей была только молоденькая девушка, которая срастерянным видом нюхала пробные флаконы. Немолодая, но элегантная продавщицаобратилась к Софье Давыдовне: