Ты для меня? - Людмила Сладкова Страница 5

— Скажешь тоже, — Давыдов прислонился спиной к стене, с достоинством выдержав ее колючий взгляд. — Знаю, конечно. У мамы свой цветочный магазин. Она помешана на нем. В доме, куда ни глянь, везде ее веники! А отец и Герман тащат на своих плечах основной семейный бизнес.

— Ты. Не. Знаешь. — Вынесла вердикт Спирина, скрестив руки на груди. — Станислав Юрьевич прав. Безответственно…

— Мне просто не интересно это, ясно? — Вспылил на ровном месте. Однако во взгляде его появилось что-то, отдаленно напоминающее стыд. — Пожалуйста, хоть ты не заставляй меня, Лера!

— Я не…Извини.

Лера замолчала. Да какая ей вообще разница? Кто за язык тянул?

— Лерок, — ласково произнес друг, обхватывая ладонями ее плечи. — Ты тут не причем. Просто надоело. Они все решают за меня. Я мечтал стать режиссером, а стал…экономистом.

Спирина нежно улыбнулась парнишке:

— Я помню, Глеб.

— Так не хватало тебя, — прошептал Давыдов, заключая в свои объятия.

— Да брось! Зуб даю, что скучать тебе не приходилось. Вон, красавец какой у меня вымахал. Бедные девушки. Скольких уже с ума свел?

— Лера, Лера, — с горечью в голосе произнес Глеб. — Не сравнивай ху…эээ…нос, с пальцем. Они — бл*ди, а ты — друг! Их — тысячи, ты — одна.

Смеясь, девушка высвободилась из кольца его рук. От плохого настроения не осталось и следа. На этой позитивной ноте и хотелось остановиться:

— Спокойной ночи, — все еще улыбаясь, чмокнула Давыдова в щеку.

— Сладких…

Развернувшись, он побрел в противоположную сторону коридора. Именно там и располагалось его временное пристанище. Лера несколько мгновений потерянно смотрела вслед Глебу, но стоило ему скрыться за дверью, выражение ее лица изменилось. Она стала воплощением своей решимости. В спальню Германа девушка вломилась без стука. Да, его слова задели ее за живое — нет смысла отрицать.

Унизили. Оскорбили. Разозлили.

А посему, прямо сейчас, не смотря на дрожь во всем теле, Валерия собиралась расставить точки над «i».

Давыдов уже находился в постели. Нет, не спал. Откинувшись на подушки, просматривал какие-то бумаги. Ее эффектное появление заставило мужчину отвлечься от своего занятия. С губ девушки сорвался слабый вздох, стоило столкнуться взглядом с его обжигающе черными омутами. Сколько же эмоций отражалось в них! Удивление. Любопытство. Обещание неминуемой расплаты…

Герман медленно…очень-очень медленно поднялся на ноги. С грацией хищника, направился в ее сторону. Ощущая болезненный спазм в горле, жадно втянула в себя кислород. Захотелось убежать от него со всех ног, как бы глупо это сейчас не выглядело. Из одежды на мужчине красовались лишь серые спортивные брюки. От обнаженного торса невозможно было оторвать взгляд. Эти мускулы…так и манили.

Господи, да о чем только думает! Сумасшедшая!

Дело не в нем. Так сказывается ее затянувшееся воздержание! Не более.

— Заблудилась?

Чего-чего, а ехидства ему не занимать! Валерия слегка тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения.

— Есть разговор, — чувствуя себя не комфортно под этим изучающим взглядом, скрестила руки на груди.

Мужчина фыркнул:

— Тебе видимо не объяснили. В мою комнату без приглашения не входят даже родители. Выметайся.

Он говорил тихо. Очень тихо. Но, голос казался стальным. Так говорят маньяки, названивающие по ночам своим жертвам.

— И не подумаю, — Лера гордо вскинула подбородок. — Какое ты имеешь право, обижать меня? Я такой же человек. Две руки, две…

— На правду не обижаются.

Невозмутим. Непрошибаем.

— Гера, да не правда меня обижает, а твое отношение…ой…

Бесцеремонно схватив за локоть, мужчина вытолкал девушку в коридор, и захлопнул дверь прямо перед ее носом.

Отказываясь верить в происходящее, прислонилась пылающей щекой к холодной стене. Она уже ничего не понимала. В горле стоял ком от обиды и унижения. Слезы готовы были в любой момент хлынуть из глаз.

Хорошо. Все хорошо. Главное, глубже дышать.

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге вновь возник Давыдов. Он долго и пристально смотрел на нее, а после, тяжело вздохнул:

— Ладно. Заходи!

Все это выглядело столь странно, нелепо, и глупо. Всего пару секунд назад Давыдов вышвырнул ее. За шкирку. Словно котенка нерадивого. А сейчас…сейчас взыграла женская гордость, опаляя нутро ядовитой горечью.

— Нет. Спасибо. В другой…

— Ты хотела поговорить!

— Не имеет значения. — Отчаянно замотала головой. — Уже не хочу.

— Я сказал — зайди!

Ожидая полного подчинения, Герман вновь схватил ее за руку. Да только Лере роль безмолвной куклы надоела. Вырваться из стальных тисков не получалось, а потому пошла на крайние меры — что было сил, вцепилась зубами в мужскую ладонь.

— Черт! — Выплюнул в сердцах Давыдов, размыкая пальцы. — Совсем спятила?

Нет! Конечно, нет!

Место укуса посинело мгновенно. Девушка с ужасом наблюдала, как недоумение в его глазах сменяется яростью. Не желая больше испытывать судьбу, она быстро прошмыгнула в свою комнату, наспех запирая дверь на ключ. Не щадя себя, хорошенько приложилось лбом к дверному полотну, дабы скорее успокоиться. Теперь же, в пьянящей тишине, слышала лишь бесконечно мощные удары сердца и беснующийся пульс.

— Господи, — взмолилась, уставившись в потолок, — что же я творю?

— И я бы хотел услышать ответ на этот вопрос!

Немея от ужаса, Лера развернулась на сто восемьдесят градусов. Крик застрял в груди, не успев сорваться с уст. Она попятилась, но слишком поздно поняла, что загнала себя в ловушку.

— Как? — Прохрипела, хватая воздух открытым ртом. — Герман…

Давыдов угрожающе навис над ней.

— У нас с Глебом общий балкон.

— За руку…прости. Я оборонялась.

— Тише.

— Не понимаю…

— ТИШЕ!

— Я всего лишь хотела сказать…

— Заткнись уже, Лера!

Учитывая, что в следующую секунду мужчина ласково, почти бережно, провел по ее волосам, о молчании мог бы и не просить. Валерия и без этого дар речи потеряла. Замерла на полуслове. На полу вдохе. Глаза Германа горели странным огнем, а горячие пальцы нежно гладили ее шею. Девушка чувствовала, как тяжелеют веки, а тело наполняется желанием. Давно забытым желанием. Внезапно шею пронзила острая боль.

Матерь Божья, он укусил ее! Укусил!

Больно. Жадно. Свирепо. Так, хищник кусает — метит свою самку в момент спаривания. И что самое ужасное, самое постыдное, скверное и грязное во всей этой истории — ей понравилось. В его объятиях буквально млела. Ноги ощущались ватными и никчемными. Колени подкосились. Лишь его руки от падания и удержали. Герман, казалось, подобной реакцией ошарашен не меньше. Но, самообладание он вернул себе гораздо быстрее.