Нежный ангел - Ли Бристол Страница 49

С недовольным видом Дженкс вынул из кармана серебряный доллар и бросил его китайчонку. Тот ловко поймал на лету монету и низко, в пояс, поклонился.

— Вы не пожалеете, что не убили меня, — невозмутимо произнес мальчик. — Потому что у меня есть еще информация для вас. Та женщина — всего две ночи назад ее видели здесь. Она танцевала в таверне дяди моего двоюродного брата. За ней приходил желтоволосый мужчина, и в таверне была перестрелка.

— Его убили? — нетерпеливо спросил Кейси.

Все так же спокойно мальчик отрицательно покачал головой:

— Никого не убили. Но старик, ее отец, он умер.

Кейси нахмурился, сбитый с толку. Одной проблемой стало меньше, хотя старик никогда не представлял собой серьезной угрозы.

— Ладно, мальчик, ты хорошо поработал. А теперь проваливай. — Он кивнул на дверь. — Мы дадим тебе знать, когда ты опять нам понадобишься.

— Рад услужить. — Пятясь к двери, мальчик снова низко поклонился.

Кейси был рад, что мальчишка ушел. Все эти его поклоны, не говоря уже о ломаном английском, нервировали его.

— Надо было спросить его, где эта гостиница, — бормотал он себе под нос, глядя, прищурившись, на адрес, написанный на листочке. — Господи, как я ненавижу города, где не знаешь, как найти дорогу!

Поняв, что конец гонки уже близок, Кейси почувствовал, что им овладевает нетерпение.

— Чего ты ждешь? — рявкнул он на Дженкса. — Надевай сапоги. Теперь мы ее не упустим.

Сон, который начинался ясными небесами и океанскими бризами, закончился серым дождливым днем, таким же холодным, как ее опустошенное сердце. Погода плакала вместе с Энджел. Калифорния оказалась ложью. Прекрасная жизнь тоже оказалась ложью. Ничто, о чем всю жизнь мечтал Джереми, не сбылось.

Около могилы, выкопанной на краю городского кладбища, стояли трое: Энджел, Адам и священник методистской церкви. Священник спросил Энджел, не хочет ли она бросить на гроб первую горсть земли. Энджел подошла к краю могилы и постояла там минуту, глядя на дешевый сосновый гроб.

Затем раскрыла ладонь и бросила вниз морскую ракушку. Ракушка упала, гулко стукнувшись о дерево. Энджел отвернулась. Она даже не посмотрела, как из-под навеса соседнего мавзолея вышли могильщики, чтобы сделать свою работу.

Энджел удалялась от могилы, пошатываясь от усталости, и бесцельно брела мимо забытых людьми покосившихся надгробий. Она шла к выходу. Адам остался с ней, и она не знала причины этого. Она смутно помнила, что в последние три дня он был с ней все время, не оставляя ее ни на минуту, но ее воспоминания об этих днях не приносили ей облегчения. Все, что произошло после того, как Адам выволок ее из таверны, она помнила, как в тумане. Это был кошмар, который не имел к ней никакого отношения. Но теперь этот кошмар закончился. Она наконец очнулась от страшного сна. Мир был холодным и жестоким, но ей нужно было продолжать жить.

Это отвратительный город. Как она раньше этого не замечала? Он холодный и зловонный, и тут все время идет дождь. Первое, что она должна сделать, — это выбраться из этого города. Здесь все напоминало ей о Джереми и о его глупых неосуществимых мечтах.

Адам тронул ее за руку и жестом показал на ожидавший их экипаж. Она бы, пожалуй, прошлась пешком, но дождь припустил сильнее, и ей не хотелось испачкать платье. Оно было кремовое, его цвет не подходил к похоронам, но у нее осталось только одно чистое платье — это. Она забралась в экипаж и откинулась на спинку сиденья, вслушиваясь в шум дождя, монотонно стучавшего по крышам.

— Я хочу выпить, — вдруг сказала она.

— Нет, — ответил Адам. Его тон не был злым. — Мы возвращаемся в гостиницу и пакуем вещи. Мы едем в Нью-Мексико.

— Как же! Здесь, дорогой мистер, мы с вами расстаемся.

Сделка завершена. Я в вас больше не нуждаюсь.

Ее голос звучал грубо, но лицо было усталым, лишенным эмоций… лишенным всего, кроме твердого внутреннего стержня жестокой решимости, благодаря которому она смогла выжить и не сломаться. Когда Адам видел ее такой, у него сердце кровью обливалось, и он ругал Джереми за то, что он умер, и обвинял Консуэло за то, что она бросила свою дочь, и злился на себя за то, что не мог ничего изменить. Он предвидел, что так получится. Он знал, как повлияет на нее случившееся. Но остановить смерть он был бессилен.

Он не знал, что сделать для нее, поэтому добавил металла в голос и заговорил с ней на единственном языке, который она понимала:

— Вы задолжали мне кучу денег, барышня. Сделка остается, в силе.

Она стиснула зубы и подняла голову, но ничего не ответила.

— Посмотри на меня, Энджел.

Она по-прежнему не смотрела на него, и он взял ее за подбородок и уверенно и твердо повернул к себе ее лицо.

Под ее глубоко запавшими глазами лежали лиловые тени.

Сияние, которое когда-то так оживляло эти глаза, потускнело, остался только едва уловимый след. Ранка на губе после удара моряка почти зажила, но одна сторона лица у нее вспухла, и на ней красовался теперь едва заметный голубоватый синяк. Когда он осторожно дотронулся до этого синяка, она отстранилась.

— Почему ты делаешь это, Энджел? — спросил он хмуро. — Почему ты делаешь это с собой?

— Вы получите свои деньги, — процедила она сквозь зубы, сжав кулаки. — Только оставьте меня в покое.

— Ты умная девушка. Ты знала, что случается в таких местах. Ты пришла туда в поисках драки.

— А что еще вы ожидали от дочери шлюхи и бандита? — язвительно парировала Энджел. — Я ведь воспитывалась в канаве, и мне не хотелось бы слишком далеко уходить от своего дома!

Он заметил спокойно:

— Может быть, ты и права. Возможно, канава — как раз и есть твое место.

Она повернулась к нему, охваченная гневом. Глаза ее сверкали.

— Я могу сама о себе позаботиться. Я не нуждаюсь в ком-то, кто…

— Неужели? — Его голос был грубым. — Ты продолжаешь доказывать, что тебе никто не нужен, даже если для того, чтобы это доказать, тебе захотелось рискнуть жизнью? Я был не прав. На самом деле ты глупа.

— Может быть, я просто устала от людей, пытающихся изменить меня! — Ее лицо покрылось красными пятнами. — Этот никчемный старик… вы… даже эта барменша из таверны, которая, по вашим словам, является моей матерью и которую я никогда не видела… Она — последний человек в мире, у кого есть право судить меня! Может быть, я просто не хочу быть частью чужой мечты. Вам когда-нибудь приходило это в голову?

Ее голос был таким визгливым, что могли бы потрескаться стекла. И такими же сильными и бурными были ее эмоции, которые сейчас обрушились на него. Адам инстинктивно протянул к ней руку, как бы он сделал, будь перед ним кобылица с бешеным нравом, но она увернулась.