Сокровище - Жюльетта Бенцони Страница 49

Старый королевский прокурор вытер носовым платком вспотевшие руки и оглядел властным взглядом зал. Потом достал из большого конверта бумаги, откашлялся и стал читать. Сначала его речь была почти рутинной и не вызывала никаких эмоций: он требовал в ложном контракте о продаже колье вычеркнуть слово «Одобряю», повторенное шесть раз, а также подпись «Мария-Антуанетта, королева Франции». Это было принято единогласно всеми шестьюдесятью двумя судьями.

Второе «предложение» касалось мошенничества.

«Марка-Антуана Рето де Виллетт осудить на пожизненное изгнание из нашего королевства, его имущество и собственность конфисковать в пользу короля…»

По залу пробежал шепот. Пьер-Огюстен и Жиль переглянулись. Лицо шевалье покраснело.

— Изгнание?! Только изгнание?! Для мерзкого мошенника, заслуживающего веревки?! О всемогущий Боже…

— Тихо! — прошептал Бомарше. — Не забывайте, что вы американец! Хотя должен признать, очень странное наказание. Или королева не так невинна, как хочет показать, или парламент нарушил приказ короля, а это серьезный риск.

Задыхаясь от гнева. Жиль слушал переговоры судей: приговор был одобрен единогласно.

— Ну что ж, тогда я ему стану и судьей и палачом, — прошипел сквозь зубы Турнемин.

— Вы станете тем, чем вас захочет сделать король, — ответил ему шепотом Пьер-Огюстен. — Вы принадлежите ему. Но посмотрим продолжение.

Следующее «предложение» требовало оправдания прекрасной Оливы на основании недостаточности улик. Она подвергалась только штрафу. И это было единогласно принято.

Четвертым шел Калиостро, он был полностью оправдан. Принято единогласно.

— Другого решения и не могло быть, — проворчал Жиль, пожимая плечами. — Он не имеет никакого отношения к краже. Кажется, судьи все-таки люди справедливые.

Зал заволновался: толпа жаждала крови, но наконец прокурор перешел к основным обвиняемым. «Марк-Антуан де Ла Мотт приговаривается к бичеванию и клеймению горячим железом.

После чего пожизненно ссылается на галеры. Все его имущество и собственность конфискуется в пользу короля. Приговор будет вывешен на позорном столбе на Гревской площади».

— Этот негодяй скорей всего сейчас в Лондоне со своей долей награбленного и вряд ли когда-нибудь появится во Франции. Англичане, по крайней мере, нам его не выдадут…

— Конечно! Вы даже не представляете, какое гнездо свила крамола в добром старом Лондоне: шпионы, мятежники, заочно осужденные, бандиты… Наши друзья англичане рады помочь всем.

А, кажется, теперь черед прекрасной графини…

Но в судебном заседании наступила новая пауза. Жанна де Ла Мотт рисковала головой, и тринадцать судей, принадлежавших к церкви, вынуждены были отстраниться, так как церковные правила запрещали им участвовать в голосовании смертного приговора. Они сделали это неохотно, и Бомарше, смеясь, объяснил Жилю причину их плохого настроения:

— Роганы хорошо сманеврировали. Эти тринадцать каноников явно настроены против кардинала. Для него лучше, если их там не будет, когда наступит его черед.

— Почему вы решили, что это маневр? Графиня заслуживает смертной казни, ее преступление так же очевидно, как и преступление…

— Красивой дамы в Сент-Ассизе? Бесспорно, но готов поклясться, что этот осел Жоли де Флери не потребует ее головы. Если королева знала о маскараде в Роще Венеры, то она несет ответственность за последствия, впустив волчицу в свою овчарню.

Он был прав. Прокурор не требовал смертной казни для Жанны. Он сказал:

— «Жанна де Ла Мотт Валуа будет подвергнута бичеванию, заклеймена на обоих плечах буквой „В“ (воровка) и навечно заключена в исправительный дом в Сальпетриере, все ее имущество и собственность переходят королю…»

И это решение было единодушно принято оставшимися сорока девятью судьями.

Наконец очередь дошла и до кардинала, то есть до обвиняемого, вызывавшего наибольший интерес публики.

«Кардинал принц де Роган в течение недели должен находиться в Большом зале Дворца Правосудия и во всеуслышанье объявлять, что он виновен в акте уголовной дерзости и неуважения к священной личности суверенов, что он способствовал обману ювелиров, давая им основания верить, что королева собирается купить колье. Кардинал принц де Роган должен публично покаяться и так же публично испросить прощения у короля и королевы. Он должен сложить с себя все полномочия, внести специальный взнос в фонд монастырей для бедных. Ему запрещено появляться в королевских резиденциях, и он останется в тюрьме до тех пор, пока не будут выполнены все требования приговора…»

Лишь только прокурор договорил, разразилась буря. Все девятнадцать Роганов встали, как огромная статуя протеста, а генеральный адвокат Сегье кинулся опротестовывать королевские «предложения».

— Это несправедливый приговор! — крикнул Сегье. — Вы старик, одной ногой стоите в могиле, неужели вы хотите покрыть свои седины несмываемым позором?! И заставить нас разделить его с вами?! Кардинал принц де Роган невиновен! Справедливость требует, чтобы он был оправдан…

— Ваши слова меня нисколько не удивляют, сударь, — возразил ему прокурор. — Такой распутный человек, как вы, просто обязан защищать кардинала.

— Да, я навещаю иногда проституток, — ответил Сегье в порыве откровенности, — я даже оставляю свою коляску у тех дверей. Это частное дело. Но я никогда не опускался до того, чтобы продавать свое мнение!

Перебранка стала всеобщей: председатель д'Алигр поддержал прокурора, другие судьи приняли сторону адвоката Сегье. Мнение зала тоже разделилось, и частные споры добавились к общей сумятице. Чтобы не превращать судебное разбирательство в потасовку, председатель объявил перерыв. Было уже два часа пополудни, и в зале Святого Людовика усталых и голодных судей ждал обед.

— Что будем делать? — спросил Пьер-Огюстен. — Останемся в этой парилке? Признаюсь, я бы тоже не прочь перекусить…

— И я не откажусь, но, если мы уйдем, наши места займут.

— В конце концов, это не так уж и важно. Судебное решение принято, приговор вынесен. Осталось только дело кардинала.

Бомарше нерешительно посмотрел на дверь, ведущую к свободе и обеду, но тут появились судебные исполнители и положили конец его колебаниям: они стали освобождать зал, ибо дальнейшее обсуждение должно было проходить при закрытых дверях. Публику пустят обратно только для провозглашения приговора.

— Что ж, это нам подходит, — сказал Бомарше со вздохом удовлетворения. — Господа судьи предпочитают мыть свое грязное белье в узком кругу. А мы, тем временем, отправимся подкрепиться.

— Куда?

— В ресторан, который открылся недавно в Пале-Рояле. Он называется «Братья провансальцы», и о нем прекрасно отзываются.

Но Жиль почти не слышал слов Бомарше, он искал Поля де Барра.