Азарт и страсть - Виктория Дал Страница 49

– Да, – отозвалась она.

Его сердце подпрыгнуло.

– Прекрасное зрелище! – Подойдя ближе, он провел рукой по ее щеке и поцеловал ее нежно, благоговейно. Ее рот послушно открылся, и он обследовал языком его притягательную глубину. Ее жар. Ее влажность. Ее язык встретил его язык, пробуждая желание в другой части его тела, которая тоже хотела этих скользких прикосновений, касаний этого бархатного языка.

Его поцелуй стал глубже, а ее руки крепче сомкнулись на его запястьях. Когда он оторвался от нее, ее губы были красными и воспаленными, и ему в голову снова пришла соблазнительная фантазия, которая росла, мешая дышать.

– Встань на колени, – прошептал он.

Она вздрогнула и еще сильнее вцепилась в его руки. Шок понимания отразился в ее глазах.

– На колени, – прохрипел он, и она опустилась на пол медленно, как перышко. Глядя в его глаза, она потянулась к застежке его брюк. Харт расстегнул рубашку и сбросил ее. Ее пальцы дрожали, пока она расстегивала застежку.

– Ты бы сделала это для него?

Она покачала головой, понимая, что он имел в виду Марша.

– Скажи это.

Ее руки задрожали еще сильнее, было мучительно отвечать на этот вопрос.

– Нет, – наконец произнесла она.

– А ты… – Он остановился на секунду, дыхание перехватило, потому что ее пальцы проникли в ширинку. – Ты сделаешь это для меня?

– Да, – прошептала она, когда ее холодные пальцы обхватили его разгоряченную плоть. Он хотел ахнуть, но удержался.

Ее взгляд остановился на его страждущем лице.

– Да, – снова повторила она.

Шок чистого вожделения пронзил его плоть, проникая в самые интимные глубины. Намек сомнения, какое-то мгновенное прозрение всколыхнулось в его сознании.

Она прижалась к нему с новым поцелуем…

И тогда прозрение превратилось в уверенность: она никогда прежде не делала этого. Никогда.

Ее семидесятилетний муж никогда не просил ее об этом и, видимо, никогда не хотел этого. И она не делала этого ни с одним другим мужчиной.

О Господи!

Он предполагал, что это устыдит его или уменьшит его требования, но это только усилило его вожделение до опасного предела. Его колени задрожали.

– Эмма!

Она подняла глаза. И он не сомневался, в них было желание. «Пожалуйста, пусть это будет и твое желание».

Он взял ее податливую руку в свою, говоря себе, что ему следует остановить ее и поднять на ноги, но знал, что не сделает этого.

Харт положил дрожащую руку ей на голову. Пальцы нащупали полдюжины шпилек и вытащили их. Густые локоны волной упали ей на спину.

– Ты хотела делать это?

– О да. Да. – Ее дыхание согревало его, приближая обещание экстаза. – Да. Я хочу. Я хотела. Прости. Я не знаю… я…

Невероятно.

Она была распутна и вместе с тем невинна. И являла собой истинное искушение, в этом корсете и на коленях, с шелковой волной волос, покрывающих ее плечи и спину. Харт хотел, чтобы его руки утонули в этом шелке.

Он хотел руководить ею, но решил, что так даже лучше: Эмма делала то, что ей нравилось и что нравилось ему. Эмма делала то, что хотела.

Ее глаза медленно приоткрылись. И она наблюдала за ним сквозь завесу ресниц.

Все тело Харта дрожало, удовольствие становилось все сильнее и сильнее, прогоняя все мысли… удовольствие было совершенным и подвигало его к вершине наслаждения.

Он больше не мог терпеть это.

На ее лбу выступили капельки пота, дыхание обдавало его прохладным мучительным дуновением.

Он должен был успокоиться. Ведь он хотел получить больше, чем это. Он хотел получить все, что мог взять.

– Достаточно, – простонал он.

Она наблюдала за ним, ее зрачки расширились от вожделения, губы распухли. Примитивное чувство собственности овладело им, воздух вырывался из легких.

Она была почти невинной, несмотря на свою чувственную натуру. И он хотел сохранить ее для себя, соблазнить ее, научить ее тем вещам, которые она не делала с другим мужчиной.

И тут мысль о том, что она намеревалась делать это с Маршем, обожгла его, смешав все чувства.

Харт утратил самообладание. Он относился к ней так, словно она другая, словно он дорожит ею, хотя на самом деле хотел показать, что она не значит для него абсолютно ничего. Намеревался убедить ее, что их странная дружба закончилась и теперь он ценит ее не больше, чем любую другую женщину из тех, что делили с ним постель.

Харт застегнул брюки, и ее брови удивленно взлетели вверх.

– Давай сначала усвоим некоторые разумные правила. – Он повернулся к подносу и налил бокал вина. Он не предложил ей, не посмел протянуть бокал, пытаясь скрыть свою дрожь. – Ты никогда не расскажешь никому обо мне. Никогда не будешь настаивать на наших отношениях или отрицать их существование. Если я услышу хотя бы намек, хотя бы какой-то шепот о наших интимных отношениях, я тотчас порву с тобой. Не только наша интерлюдия придет к концу, я вообще избавлюсь от тебя. Поняла?

Вожделение исчезло из ее глаз, заставив ее прищуриться от обиды.

– И ни одного мужчины не будет в твоей постели, пока мы будем встречаться. И никаких флиртов. Когда роман закончится, не будет ни слез, ни истерик. Это чисто физические отношения. Это не любовь. И не начало любви. Это естественное завершение взаимного влечения. Тебе ясно?

Ее губы дрожали от ярости.

– Этот спич ты произносил всем своим любовницам?

– Да.

Она отклонила голову.

– И как женщины реагировали на список этих требований?

– Смотрели на меня, как ты смотришь сейчас. – О нет, она смотрит иначе. И разве можно сравнивать ее с теми безымянными, безликими женщинами? Некоторые казались испуганными. Но все соглашались.

– Высокомерный трус. Ты на самом деле так боишься?

Сделав глоток вина, он пожал плечами:

– Я предпочитаю держать ситуацию под контролем.

– О, не всегда. – Ее глаза спустились по его обнаженной груди к коленям.

Харт был вполне счастлив услышать злость, прозвучавшую в ее словах.

– Я и сейчас контролирую ситуацию, Эмма. И это касается и тебя. Сними с себя все.

– Ты обидел меня.

– Ха! Можешь злиться сколько угодно. Но ты хотела этого с нашей первой встречи почти так же, как я.

Ее скулы напряглись при его словах.

– Этого я не хотела.

Остатки вина смягчили его сухое горло, но не уменьшили его злость, от которой кожа на лице натянулась как на барабане. Он стал говорить еще более резкие слова, когда поставил бокал и посмотрел ей в глаза.