Огонь души - Барбара Вуд Страница 48

Вдруг Селена резко отпустила руки Вульфа и отвернулась.

«В Армении я распрощаюсь с тобой навсегда», — подумала она грустно.

Расставание с этим человеком, с которым она полтора года делила изгнание, будет нелегким для нее. Ни на мгновение не бросил он ее на произвол судьбы, пока они бок о бок бежали по вражеской земле, он нес ее на руках, когда она, обессилев, не могла больше передвигать ноги, он утешал ее, когда она сомневалась, он согревал ее своим телом холодными ночами. Она рассказала ему об Антиохии, и об Андреасе, и о судьбе, которая звала ее. Вульф в свою очередь рассказал ей о своей родине на Рейне, о своей жене и маленьком сыне, которых он оставил и без которых очень тосковал.

Селена испытывала к Вульфу нежность и была ему предана всем сердцем, она чувствовала себя с ним в безопасности и одновременно испытывала потребность защищать его. Его внешность, его закаленное борьбой и усеянное шрамами тело воина были обманчивыми. У этого человека была нежная душа, и он нередко, особенно во время уроков греческого, своим доверием и старанием угодить ей напоминал маленького мальчика. Теперь она знала, каков он на самом деле — нежный отец и муж, любящий защитник своей семьи в далеких лесах Германии.

Селена понимала, что двигало Вульфом, — жажда мести. В его памяти неугасимо отпечаталось лицо римского офицера, который со своим войском ворвался в его леса и вырезал весь народ Вульфа. Это лицо заставляло его жить прошедшие полтора года, хотя в минуты отчаяния он был уже близок к тому, чтобы сдаться. Каждый раз, когда он произносил имя этого римлянина, в глазах вспыхивал огонь — Гай Ватиний был тем человеком, которого он ненавидел всем сердцем.

Это он, человек с узким продолговатым лицом и жестокими глазами, появился на белом скакуне. Он учинил насилие над Фридой, женой Вульфа, он уничтожил лес, он сровнял с землей его деревню, заковал мужчин в цепи, оставил женщин и детей без опоры.

Селена вспомнила одну из ночей полтора года назад. Они спали в пустыне, крепко прижавшись друг к другу на ледяном ночном ветру. Вдруг Вульф заворочался, а потом стал громко кричать и бить вокруг себя руками, как будто тонет. Селена испугалась и прижалась к нему еще крепче, пытаясь успокоить его, пока он наконец не очнулся от кошмара и имя Гая Ватиния не смолкло на его губах.

Она любила Вульфа, она любила его за доброту и мягкость, и она знала, что эта любовь — не измена Андреасу. Она любила Вульфа совсем иначе. Ее чувство к Андреасу было страстью, которой она не сможет испытать более ни к одному человеку, он разбудил ее душу и тело. Она чувствовала, что связана с ним духовно, и не сомневалась, что скоро будет связана с ним и телесно. Чувство, которое она испытывала к Вульфу, скорее напоминало нежную дружбу. Они так много пережили вместе, он заботился о ней, а она — о нем. Селене очень хотелось обнять его и ощутить, как он обнимает ее в ответ, поцеловать его, чтобы показать, как он ей дорог, и чтобы смягчить боль, которая давила на него.

Но она знала, что вся любовь Вульфа отдана Фриде, его жене. Воспоминание о ней не покидало его никогда, он часто говорил о том дне, когда вновь соединится с ней. Селена не могла себе представить, чтобы у него появилась потребность в другой женщине. Поэтому и таила она от него свои чувства и желания.

Вульф встал, чтобы разжечь огонь. Ночной ветер, несмотря на теплое время года, был еще холодным. Он с грустью думал о том, что в его родных краях сейчас празднуют весну.

Время на чужбине казалось ему бесконечным. Он был пленником в стране, в которой никогда не слышали о его богах Одине, Торе и Вальдуре. Они ничего не знали ни о великанах Иггдрасиле и Ангрбоде, ни о волке Фенрисе, который сидел на цепи в преисподней. Они также не знали, что облака на небе — это волосы убитого великана Имира, а звезды — золотые слезы Фригг.

Вульф страшно тосковал по родине. Ему не хватало деревьев и снега, охоты на кабана, людей своей общины. И надежной, мудрой любви Фриды.

Всякий раз, когда отчаяние, казалось, уже было невыносимым, он строил из камней маленький алтарь и молился Одину. И в молитве вновь оживали воспоминания о жестоком вторжении римлян на его родину. Он вызывал в памяти лицо Гая Ватиния и вновь переживал ужас той последней ночи: пылающий огонь, пронзительные крики и холодное равнодушие на лице римского генерала. И тогда вновь закипевшая злоба придавала ему новые силы и решительность. Месть Гаю Ватинию! Потом на какое-то время он успокаивался и принимал как судьбу свои скитания, и что он снова и снова был вынужден раскалять свою душу на наковальне Одина, дабы она всегда была готова к отмщению. Но вечером его снова охватывало желание, его снова тянуло к Селене. Обычно они сидели вместе у костра, и он наблюдал, как пляшет огонь в ее глазах, или лежал на своей циновке и прислушивался к ее ровному дыханию. Ему все время страстно хотелось сократить расстояние, разделявшее их, сжать Селену в объятиях и любить ее.

Ему казалось, будто он провел с Селеной всю жизнь. Как это было бы чудесно когда-нибудь дать выход своим чувствам! Это было не то глубокое чувство, которое он испытывал к Фриде, а нежная привязанность, которая каждый раз давала о себе знать, когда Селена улыбалась или прикасалась к нему. Но Вульф знал о том враче-греке в Антиохии, с которым Селену связала судьба, и о том, что она принадлежала ему душой и телом. Вульф боялся оскорбить или разочаровать ее, если приблизится к ней.

Селена снова надела чадру, которая скрывала ее красивое лицо и делала из нее безымянную жительницу пустыни. Арабы звали ее Уммой. Вульф знал, что она была счастлива, когда он называл ее Селеной.

— Я пойду к Фатме, — сказала она, — и расскажу ей о нашем плане отправиться утром в дорогу.

Когда Селена ушла, Вульф снова предался своим размышлениям. Завтра они отправятся на один из кораблей, идущих в Армению, а когда прибудут в ту далекую страну, он без труда доберется оттуда до своих родных мест. Он вернется к Фриде и сыну Эйнару, который за это время уже превратился в мужчину. И он прольет своим мечом кровь Гая Ватиния.

Когда Селена вернулась в шатер, они решили встать на рассвете и, попрощавшись с Фатмой и всем ее родом, отправиться в путь в сторону Вавилона.

Селена погасила лампу, свисавшую с потолка, и юркнула, не раздеваясь, под одеяло. Они лежали на циновках, разделенных всего лишь узкой полоской. Достаточно было протянуть руки, чтобы прикоснуться друг к другу. Но они этого не делали, потому что каждый из них думал, что другому это не понравится. Они лежали в темноте и оба думали о том далеком дне, когда они будут в Армении, когда их пути, наконец, разойдутся.